Найти то... - Дия Гарина

– А теперь забирай меч, спрячь его где-нибудь и дуй на маяк. Только возвращайся скорее, мы тебя ждем! Я и Витька!

Вот так всегда, сперва ляпну, что-нибудь, а потом сам балдею от выпирающей из всех щелей двусмысленности.

Когда Ольга, помахав рукой, скрылась с глаз, я уселся на ближайшие остатки ящика и принялся снова и снова повторять легенду, которой мы собирались потчевать пограничников и прочих любопытствующих. Так как Денис все еще находился в опасности, я решил отдать Судзуки меч, пусть хоть харакири им себе делает, мне все равно. Главное, чтобы вернул сына. Следовательно, ни о каком правдивом повествовании речи не было. Просто случайно наша дружная троица попала в старый японский склад, аккурат перед землетрясением, которое завалило выход. А сегодня японцы (тоже совершенно случайно) нашли другой путь в уже занятую нами пещеру, который, тоже завалило землетрясением вместе с пятью японскими гражданами. Потом мы стали искать выход из создавшейся ситуации и придумали стрелять по отверстию (чистая правда). А потом затяжной выстрел и рикошет направили пулю в сердце одного из граждан Российской Федерации, который по причине ослиного упрямства отказался щелкнуть ластами всем смертям назло. Конечно же, Виктору Петровичу Курицыну была оказана срочная акупунктурная помощь гражданином сопредельного государства, за что ему низки поклон от друзей, родственников и самого российского президента. Вот такие у меня получились русские народные сказки с японским акцентом.

Поглядывая, на все еще возящегося с Витькой переводчика, я, скорее для очистки совести, положил на колени "Арисаку" и не потому, что стал больше доверять японцу: в свете последних постановлений, та часть серого вещества, которая отвечает за доверие, у меня совершенно атрофировалась. Просто извлеченный из завала Судзуки, был все же изрядно помят и передвигался без посторонней с большим трудом.

– Все, – распрямился Судзуки, – Большего я сделать не в состоянии, но думаю и этого достаточно. Ваш друг будет жить, если ему сделают операцию не позднее, чем через сорок восемь часов.

– Скажите, господин Судзуки, – как бы между прочим спросил я японца, – А вы не боитесь, что теперь, когда вы сделали все что могли, я коварно нарушу данное слово и убью вас. Хотя бы тресну по голове во-он тем обломком. И вы станете еще одной жертвой последнего землетрясения. Как вам такая идея?

Но выбить Судзуки из колеи оказалось не просто.

– Вы никогда не сделаете этого, Семенов сан. Не сможете нарушить данное слово.

– Это почему же?

– Потому что для вас слово "честь" не пустой звук. Даже если отбросить то, что свои поступки вы привыкли взвешивать на весах разума, остается еще нечто. Дух. В вас живет дух истинного воина. Если бы вы родились в Японии, я бы сказал, что в вас живет дух самурая, для которого честь превыше всего.

– Знаем мы вашу самурайскую честь! Когда знаменитый Ямато Такэру пожелал убить не менее знаменитого Идзумо Отважного, он, для начала, втерся к нему в доверие, стал лучшим другом, потом заменил свой клинок на деревянный, и предложил Идзумо в знак дружбы обменяться мечами. После чего сразу же вызвал его на поединок. Как вам это проявление самурайской чести?

– Я бы предпочел считать этот инцидент "военной хитростью". И все же я повторюсь, вы не способны нарушить данное слово. По крайней мере, в данных обстоятельствах.

– Интересно, каким образом вы узнали, что я такой честный болван?

– Я видел, как вы держите меч. Поверьте, этого было достаточно.

И я поверил.

Тянулось томительное время, час освобождения приближался, а у меня на душе с каждым ударом сердца становилось все гадостней. Наверное, было бы легче, если бы предавшие меня жена и друг сегодня не стали моими спасителями. Мне даже на какое-то мгновение показалось, что все осталось по прежнему, и связывающие нас узы еще не переплетены судьбой в другой узор. Н-да, чем слаще сон, тем горше пробужденье. А тут еще козел Макаров, с которым тоже придется разбираться по полной программе. Может мне его на дуэль вызвать? Когда окончательно оправлюсь… И я хмуро взглянул на свои дрожащие от перенапряжения руки. Ну, куда это годится? Он меня в таком состоянии на мелкие ломтики изрубит. Одной левой. Тут мой взгляд переместился на левую руку, с поджившим шрамом на запястье и… И там, в глубине, за молодой розовой кожей я увидел нечто. Маленькое такое, напичканное электроникой "нечто". Штык от "Арисаки" сам прыгнул мне в руку. Эх, черт, опять резать! Боюсь, что скоро это войдет у меня в привычку.

Когда на моей окровавленной ладони удобно разместился маленький серебристый диск, похожий на батарейку от кварцевых часов, я подошел к Судзуки.

– Что это?

– Это… Это последнее достижение исследовательской лаборатории мистера Накамура. Подслушивающее устройство. Каждое ваше слово можно было слышать на расстоянии до пятидесяти километров. Очень удобно, при определенных обстоятельствах. Я поставил его, чтобы господин Сорокин был в курсе всех ваших действий.

Кажется, я опять заржал. От облегчения. Вернусь домой, буду Макарова полгода бесплатно поить. Во искупление. А ему даже знать не обязательно, что я расплачиваюсь с ним за то, что записал его в Иуды.

Честно говоря мне очень хотелось оставить эту штучку у себя, но из соображений безопасности пришлось ликвидировать электронного шпиона размозжив его прикладом. И едва эхо удара отзвучало под каменными сводами, как чья-то голова перекрыла поток благословенного света, падающего из расстрелянной мною дыры, и осведомилась:

– Эй, есть тут кто живой?!

Витьку увозили на вертолете санитарной авиации. Узнав, что с ним произошло, медики только озадаченно качали головами, от комментариев отказывались и прогнозов не делали. Когда винтокрылая машина, обдав нас жесткими воздушными струями, унеслась в направлении не видимого отсюда сахалинского берега, мы еще долго стояли на ровной зеленой площадке, провожая ее глазами.

– Все будет хорошо, все будет хорошо, – стиснув кулачки, забормотала Ольга, – Он обязательно поправиться, обязательно.

Я хмуро взглянул на нее и задал самый дурацкий вопрос, который только можно было задать.

– Ты его любишь?

– Конечно, – жена озадаченно захлопала ресницами, – Как можно не любить Витьку?! Он такой душка…

– Я не то имею в виду. Отвечай мне прямо, как на исповеди: ты его любишь?!

Наверное, что-то в моем голосе насторожило супругу. Она внимательно посмотрела мне в глаза и вместо ответа спросила:

– Что ты имеешь ввиду? Объясни!

– Да чего тут объяснять! – взорвался я, – Тебя русским языком спрашивают: любишь ты его? Как женщина мужчину, как Джульетта Ромэо, как Офелия Гамлета, как… Черт, ну неужели не ясно?!

– Теперь ясно, – голос Ольги окрасился в безжалостные тона, таким только и рубить опостылевшие семейные узы, – Неясно только, почему ты об этом спрашиваешь? Ревнуешь? К Витьке?! Ты с ума сошел!!!