Трудности языка - Ксения Кононова

Когда темнеет, возвращаюсь домой. Замечаю непринятый вызов от Вика на телефоне, но не могу себя заставить перезвонить. Пока не могу. Потом. Рубашка отправляется в стиральную машину, пока я принимаю душ и устало раскладываю диван. Какое-то тягостное ощущение давит, и я не могу от него отделаться. Будто все, что происходит в моей жизни не то и не так, но я все равно не в состоянии этого изменить и мне остается лишь плыть по течению.

Неделя проходит по инерции. Стараюсь меньше думать. Тогда легче. С семьей по-прежнему режим игнорирования и эфирного молчания. Мы не созваниваемся. Меня просто больше нет. В пятницу все-таки набравшись решительности, звоню Вику и, извиняясь за то, что не перезванивал, ссылаюсь на ужасную загруженность на работе. Вечер субботы мы проводим в ночном клубе, где я напиваюсь до потери сознания, и заканчивается наш поход сексом у меня дома. Обычным. Механическим. Трахом. Достаточно вновь попробовать дорогое изысканное вино, вспомнить его терпкий и пьянящий вкус, вдохнуть дурманящий букет его аромата, как все остальное по сравнению с ним превращается в обычную пресную воду из-под крана. В лучшем случае с привкусом хлорки. И Вик здесь не причем. Все дело в тебе. Всегда в тебе.

Утром он как всегда исчезает, сварив мне кофе и сделав омлет, каждый проглоченный кусочек которого, царапает горло. Обвинительно и осуждающе. Вздыхаю, пытаясь проигнорировать это ощущение. По привычке начинаю собираться, но вспоминаю, что мне некуда сегодня ехать. Воскресные поездки к семье канули в лету и меня там больше никто не ждет. Не придумав ничего лучше, вытаскиваю с полки «Воин Света» Коэльо, и начинаю перечитывать, уже не помню в какой раз. И, как и прежде, прочитанные строки и суждения незаметно успокаивают меня, поселяя в душе философскую меланхоличность. Смиряюсь. Все еще. Медленно. Но пытаюсь. Изо всех сил.

Еще одна неделя проносится мимо, и июнь плавно превращается в июль. Мир живет по своим законам и ему абсолютно плевать на душевные драмы подтачивающие душу. Я знаю, они у каждого свои и наверняка мои не самые страшные, но кажется, что хуже моей пустой жизни ничего уже быть не может. Выброшен на обочину. Начал жить по расписанию, в котором между домом и работой больше ничего нет за исключением случайно попадающихся встреч с Сеней и секса с Виком. Последнее, конечно, могло бы быть и чаще, если бы я захотел, но… я не хочу.

Вечер воскресенья третьей недели наполнен приглушенной музыкой радиоволны, льющейся из динамиков музыкального центра и уборкой квартиры. Надо же чем-то себя занять. Когда домываю полы в коридоре, невольно вспоминаю, как мама приучала меня к порядку и уборке. А вот Ваньку ей приучить так и не удалось. Он в этом плане так и остался абсолютно неприспособленным. Но у него есть Катя. И родители под боком, и ребенок, и работа, которая ему нравится больше, чем просто работа. В общем, все то, чего нет у меня. И, по-видимому, уже никогда не будет. Опять чувствую депрессивную волну одиночества и горечи. Почему у меня все не так?

Кто-то приглушенно стучит во входную дверь, и я не сразу улавливаю этот звук за своими мыслями и музыкой. Стук повторяется более отчетливо, и я встаю с колен, вытирая вспотевший лоб, чтобы открыть дверь. Примораживаюсь на секунду к месту, когда на пороге обнаруживаю отца.

— Привет, Сашок, — немного осунувшийся и совсем не беззаботный, как обычно.

— Привет, — растерянно. — Что-то случилось?

Единственное объяснение, которое могу найти его визиту после трех недель обоюдного молчания и избегания.

— Впустишь отца?

Отхожу в сторону, пропуская его в квартиру и все еще не до конца понимая, что сподвигло его добровольно прийти ко мне. После всего. Бросаю тряпку на пол и захлопываю дверь. Отец разувается и проходит на кухню. Достает из пакета бутылку коньяка и молча ставит ее на стол.

— Закуска найдется? — поворачивается ко мне.

Согласно киваю головой.

— Только мне в душ нужно.

— Ничего, я сам, — открывает холодильник.

Все еще находясь в состоянии прострации, принимаю душ, пытаясь предугадать, к чему приведет этот визит. Когда выхожу из ванной, в квартире едва уловимо пахнет жареной картошкой. Прохожу на кухню и сажусь за стол. Отец открывает бутылку и молча разливает коньяк по стопкам. Чокается с моей и опрокидывает ее залпом.

— Что-то случилось? — повторяю свой вопрос, наблюдая за этими немногословными жестами.

Отец засовывает в рот кусок колбасы и тяжело вздыхает.

— Случилось. Я все думал и думал, и понял, что это я виноват, что ты…такой.

Так, все понятно. Повторяю движение отца и залпом осушаю свою стопку. Похоже, для этого разговора мне необходима анестезия, а еще лучше общий наркоз. Отец тут же вновь наполняет стопки и, вновь чокаясь со мной, выпивает. Делаю то же самое.

— Меня ведь не было дома никогда, — продолжает свой монолог и мне кажется, что сейчас он нужен ему больше, чем мне. — Ты рос без мужского влияния. Ванька не в счет. Он до сих пор иногда кажется младше тебя, а не старше.

— Ты в этом не виноват, — перебиваю его, — это бред, никто в этом не виноват. Просто так есть. И всегда было.

Он пораженно поднимает на меня глаза.

— И давно ты…

— С пятнадцати лет.

Пауза и мы уже выпиваем по третьей. А потом по четвертой. Картошка дожарилась, и отец накладывает ее в тарелки.

— И ты все это время никому не рассказывал?

Интонация абсолютно спокойная и какая-то уставшая. Очевидно, этот визит и этот разговор ему стоили титанической решительности и многодневных раздумий.

— В семнадцать об этом узнал Арсений.

— И как он отреагировал?

— Намного спокойнее, чем вы.

Отец вновь морщится и наполняет стопки.

— Мать не знает, что я здесь, — зачем-то произносит, — но она очень переживает за тебя.

Могу себе представить. Наверняка плачет ночами напролет, за что ей такое наказание от Бога.

— Ты же знаешь мать, — произносит со вздохом. — Уже с кем-то договорилась, чтобы у тебя взяли анализ крови на ВИЧ, — давлюсь картошкой и хлопаю себя по груди, пытаясь протолкнуть застрявший кусок. Хотя этого можно было от нее ожидать. — Приготовила целую лекцию на эту тему, но больше всего расстроена из-за того, что у нас не будет внуков… и невестки.

— У вас уже есть Диана и Катя, — откашлявшись. — А вообще как она?

— Сначала плакала. А теперь сидит в интернете и все что-то сосредоточено читает, распечатывает даже. Мне тоже предлагала почитать, но я отказался.

— А Ванька?

— Он на