Время расставания - Тереза Ревэй

— Мы едва знакомы, месье. Что может стать подтверждением ваших добрых намерений?

«Ничего, — подумал Александр. — И даже то, что я безумно любил вашу мать, а также то, что я, скорее всего, являюсь отцом вашего брата Максанса…»

— Увы, ничего, мадемуазель. — Манокис бессильно развел руками. — Я могу быть доносчиком, одним из провокаторов гестапо. У меня нет никаких доказательств моей непричастности к гнусностям, творимых немцами. Самое лучшее, что я могу сделать, — это уйти.

Камилла продолжала стоять молча, склонив голову к плечу Затем она, как показалось Манокису, решила, что он заслуживает ее доверия.

— Я хотела бы встретиться с вашими подопечными.

— То есть… Они у меня, в мастерской… После утренних арестов парень боится идти домой.

— Ну что же, тогда я отправлюсь к вам. Уже очень давно я хотела посетить знаменитую мастерскую Манокиса, о которой рассказывалось в «Revue de la fourrure»[48].

Александр почувствовал себя польщенным.

— Когда вы хотите прийти?

— Ну… прямо сейчас, — заявила девушка, подхватывая шотландскую сумочку и белые матерчатые перчатки.

Несколько ошарашенный, Александр поспешил на улицу вслед за Камиллой. Они прошли мимо витрины, которую грек рассматривал до того, как вошел в здание.

— Решительно, не тот эффект… — пробормотала его спутница.

— Простите?

— Я про руки манекенов. Я подняла их в надежде, что это будет похоже на букву «V», то есть на знак победы, но кажется, что они просто сдаются, завидев направленное на них оружие.

Александр расхохотался.

Валентина терпеливо ждала, укрывшись за шторой окна в гостиной. Она слушала, как птицы щебечут в листве. Этим сентябрьским вечером ветер весело качал ветки деревьев, с которых стайками слетали листья. Тихий, мирный вечер. Лето не сдавалось, не отступало, оно притаилось среди желтых цветков ломоносов и сиреневых — безвременника. Чуть дальше, на фоне зеленой изгороди, пурпурными брызгами взрывались остролистые астры. Однако отныне садовник был занят в основном огородом. Посреди цветника проклюнулась сорная трава, газон нуждался в стрижке.

Услышав, как Максанс бежит по коридору второго этажа, Валентина вздрогнула. Когда она, чувствуя себя одинокой или потерянной, думала о своем сыне, всегда ощущала смутную тревогу. Скитаясь по дорогам страны в период массового бегства, глядя на поселения, подвергшиеся бомбардировке, мадам Фонтеруа испытывала приступы дурноты. Она постоянно задавалась вопросом, удастся ли ей спасти своего ребенка, защитить его, дотянуть до той поры, когда он станет взрослым и сможет сам позаботиться о себе. В тот день отрезок дороги, который ей оставалось пройти, казался Валентине бесконечным.

В свои десять лет Максанс все еще нуждался в ее ласках, обожал нежиться в ее объятиях, любил, когда его целуют, любил ощущать ее руку на своих волосах. Камилла никогда не выказывала подобной потребности в нежности. Девочка всегда смотрела на мать так, как будто оценивала, судила ее. Сын же, напротив, всячески давал понять, как ему необходима Валентина. В этом он походил на Андре, и порой молодая женщина спрашивала себя, была ли она достойна надежд ее мужа и ее ребенка. Ей казалось, что ее дочь, как это свойственно женщинам, более проницательна.

Когда Мишель Онбрэ явился к ней с визитом пару дней тому назад, они прошлись по саду. Мужчина без обиняков сообщил Валентине, что у него налажена связь с Парижем. Он спросил, не согласится ли она принять у себя в доме молодого польского еврея, у которого нет знакомых в свободной зоне. В ту минуту женщина подумала о Лизелотте и Генрихе Ган. До объявления войны она полагала, что в Англии они находятся в полной безопасности. Сейчас же, когда Валентина слушала по Би-би-си репортаж об очередной бомбардировке британской столицы, она скрещивала пальцы и молила Бога, чтобы с детьми ничего не случилось.

Размышляя над предложением Онбрэ, мадам Фонтеруа некоторое время молчала, ощущая, что все ее чувства обострились. Залаяла собака. Женщина вдыхала одурманивающий аромат последних роз, сырой земли и прелой листвы. Ей почудилось, что Онбрэ дышит чересчур громко. Она просто «кожей чувствовала» его беспокойство, нетерпение, которые он пытался скрыть. В эти смутные, опасные времена рождались совершенно неожиданные связи, люди, которые никогда бы не встретились в обычной жизни, становились друзьями и соратниками.

Валентина с изумлением подумала о том, какими неожиданными бывают повороты судьбы. Вам задают вопрос, и от вашего ответа, положительного или отрицательного, от ответа, продиктованного ленью, смущением или же убеждениями, зависит ваше будущее.

Растерянная женщина чувствовала, что, возможно, ответив сейчас положительно, она изменит линию своей судьбы. Она уже осознавала, что все не закончится одним этим беженцем. За ним последуют другие. Ее дом расположен просто идеально — на выходе из деревни. Дальний угол сада соседствует с лесом. С правой стороны, за узкой дорогой, на склоне холма раскинулся виноградник.

Сама Валентина выросла недалеко от этого места, всего в десятке километров по прямой. Она хорошо знала все дороги и долины в округе, была знакома с фермерами и виноградарями, и даже с некоторыми сельскими полицейскими. Многие здешние старики помнили Валентину еще ребенком. Это были нерушимые узы, на крепость которых порой не влияет даже факт рождения в том или ином краю.

Юной девушкой она бежала из родных мест, бежала от тяжелых воспоминаний. Позднее дом ее детства был продан, чтобы погасить долги отца. После смерти свекра Андре настоял, чтобы она стала хозяйкой их дома в Монвалоне. Тогда Валентина велела снять пыльные зеленые шторы, висевшие в гостиной, и убрать массивную мебель из красного дерева. А когда в комнате, где еще пахло свежей краской, прямо над камином занял свое место портрет дамы в голубом, Валентине показалось, что она избавилась от тяжкого груза, что дом из теплого белого камня, жилище из ее сказочных детских грез, наконец-то раскрыл свои объятия мадам Фонтеруа.

Месье Онбрэ ждал ее ответа, вытирая шею платком в клетку, а Валентина думала о брате, о том, что долго носила траур по нему. Сейчас она была старше, чем Эдуард в день своей смерти. Из младшей она превратилась в старшую. Однако она навсегда останется маленькой сестричкой высокого мальчика со светлыми кудрями, которому так и не сказала «я тебя люблю» — ведь эти слова предназначались для возлюбленных.

Онбрэ, которому надоело ждать, прочистил горло и повел плечами под слишком узким пиджаком. Мужчине не повезло: демаркационная линия прошла прямо через его владения. «Бывает и хуже, — однажды пошутил фермер, когда Валентина пришла к нему, чтобы купить масла и яиц. — Я слышал, что в одной деревне кладбище находится за демаркационной линией. Вы только представьте, сколько документов нужно предоставить фрицам, чтобы организовать похороны!» И они вместе захохотали.

Онбрэ был весьма известной фигурой в округе. Валентина встречалась с ним еще до войны — на ярмарке дичи в Шалоне. Это был один из тех редких случаев, когда она согласилась сопровождать Андре: молодая женщина не выносила резкого запаха, источаемого шкурами лис, циветт, барсуков и кроликов, выставленных в витринах.