Движение к цели - Дмитрий Ромов

понятно…

— Ещё есть вопросик.

В этот момент на кухне появляется его жена.

— О, — неприязненно говорит она, глядя на бутылку и рюмки. — Успел уже… Сам алкаш и дружки такие же ходят. Смолоду уже на стакане.

— Тихо! — зло щерится он. — У нас важный разговор. Чего тебе?

— Борщ у меня! — строптиво отвечает жена и, поджав губы, подходит к кастрюле. — Важный разговор… Шары-то залить велика важность…

— А-ну! — хрипит он.

Проверив борщ, она уходит.

— Бабы… — хмурится майор.

— Следующий вопрос, — говорю я и вытаскиваю из кармана пачку пятирублёвок и одну сотенную купюру. — Шестьсот рублей хотят вернуться в свой дом.

Он замирает, пожирая деньги глазами.

— Но это не просто так, — продолжаю я. — Для этого надо кое-что сделать.

— Что сделать? — хмурится он.

— Нужно начать проверку на мясокомбинате. Очень серьёзную… но не настоящую.

— То есть? Щас не понял.

— Начать серьёзно копать, чтобы директор схватился за жопу. Чтобы заволновался.

— А там есть куда копать? — спрашивает Баранов.

— Ну, естественно. Везде есть, куда копать. Но те, кто копает в нужном направлении, получают чины и баблос. Это их отличает от всех остальных.

— Баблос? — переспрашивает майор.

— Ага, — подтверждаю я и постукиваю указательным пальцем по пачке денег.

— А, ну да…

— Вилен Терентьевич, — говорю я как можно более проникновенно и дружелюбно, хотя, честно говоря, не особенно симпатизирую этому парню. — Я предлагаю дружбу и взаимовыгодное сотрудничество, сорри за клише.

— А?

— Давай забудем все обиды и недоразумения, закопаем топор войны и пойдём в светлое будущее с высоко поднятыми головами.

— Согласен! — горячо поддерживает он мой призыв и протягивает руку.

Ну что делать, я её пожимаю.

— Только ты это, не налегай, — киваю я на бутылку, — а то знаешь, как бывает? Можно же и профукать всё на свете.

Он ничего не отвечает. Неприятны ему, видите ли, нравоучения от сопляка. Между тем, часовая стрелка перешагивает за двойку и уверенно двигается в сторону тройки.

— Часы точно идут? — спрашиваю я.

— Да вроде.

— Ну тогда мне нужно бежать. Обо всём договорились, будем на связи.

Мы обмениваемся телефонами и я ухожу. Лечу на рынок. Покупаю у армян нескромно роскошный букет роз, надеюсь, простоит хотя бы до моего ухода, а ещё мандарины, но уже не у армян. С этими покупками бегу на Красную, домой к Новицкой.

На всякий случай подхожу к дому со стороны двора и захожу через, через чёрный ход. В некоторых домах он предусмотрен.

— Да ты богат, как Скуперфильд, — усмехается Ирина, принимая букет, — но в отличие от него, не жаден. Проходи, гостем будешь. Плохо только, что ты не пьющий.

— А мне нет необходимости отпускать тормоза. У меня и без того голова кругом идёт.

— Отчего это? — щурится она.

Есть у неё такая особенность. Щурится, будто насквозь пытается просветить.

— Отчего? — переспрашиваю я, приподняв брови.

— Именно. Я так и спросила. Отчего?

Она приступает ближе, и я непроизвольно отступаю, упираясь в пальто и шубу, висящие на вешалке.

— От твоего запаха.

— Хм… — выгибает она бровь. — И чем это я таким пахну? Сомнительное какое-то утверждение.

— Любовью, — говорю я, хотя хочу сказать иначе. — И от огня, от жара, который от тебя исходит.

— От огня? — качает она головой и вдавливает меня в шубу. — Всё? Только от этого?

— Мало? — спрашиваю я очень тихо.

— Не знаю, — пожимает она плечами и смотрит прямо в глаза. — Сам скажи.

Между нами не остаётся ничего, только тонкая текстильная оболочка одежды, а она прижимается ещё теснее.

— Ещё, — отвечаю я, — от твоих губ.

— А что с ними не так? — шепчет она.

— Просто я представляю, что с ними сейчас сделаю…

Больше я ничего не даю ей сказать и сжимаю её голову ладонями.

— Погоди… — вырывается она через минуту. — Задушишь… Пойдём…

Она берёт меня за руку и ведёт прямиком в спальню, и там я делаю с ней такое, что, надеюсь, она даже и вообразить не могла. Передаю привет из будущего. Впрочем, как известно, нет ничего нового в этом мире, и в Древнем Риме, например, существовали многоквартирные дома с магазинами и ресторанами на первых этажах. Я сам видел их развалины, собственными глазами.

Часа через три, когда ни у неё, ни у меня не остаётся сил продолжать, и желание немного притупляется, она вытаскивает меня в гостиную.

— Накинь, — бросает мне чёрный махровый халат. — Не одевайся, только халат.

Я подвисаю, соображая, стоит ли.

— Не бойся, он новый. Я специально для тебя купила. Надевай. Голодный?

— Конечно, голодный, тобой невозможно насытиться. Мне нужно ещё.

— Врёшь, но приятно, — чуть свысока улыбается она. — Ты где такому научился? Может, ты в порнографии снимался?

— Ага, — смеюсь я. — Смотрите во всех кинотеатрах страны.

— Ладно, пошли, у меня мясной пирог есть.

— А икра? Разве первые секретари не едят одну лишь икру? Это разочаровывает. Зачем только люди стремятся на такие должности.

Мы идём в гостиную, которую я и увидеть даже не успел. На полу лежит шикарный шёлковый ковёр с тонким рисунком, с изображением голубых цветов.

— Бухарский? — спрашиваю. — Шёлковый, да?

— Хм… — удивлённо смотрит Ирина.

— Что? — пожимаю я плечами. — Господин знает толк в удовольствиях. И роскоши.

Она хмыкает и продолжает начатую мысль:

— Не все стремятся на высокие должности. Некоторых не спрашивают и бросают на ответственные участки.

— Такой подход мне нравится, — соглашаюсь я, осматривая комнату. — Именно так я и собираюсь с тобой поступать.

Диван, и два кресла такие же, как у Платоныча, румынская стенка, причём, довольно приличная, круглый стол со стульями, телевизор, проигрыватель и множество пластинок. На окнах плотные портьеры.

— В следующий раз я тебя выпорю, — мечтательно произносит она и закрывает глаза, представляя сладкие образы грядущего. — Ты будешь извиваться и просить пощады, но пощады не будет.

— Остановись! — требую я. — Сначала раба нужно накормить, не то я тебе прямо сейчас устрою восстание Спартака.

— Садись, — показывает она на диван, — сейчас подам.

Я подхожу к проигрывателю и ставлю… Что поставить? Сначала решаю Пугачёву, «Зеркало души», беру её в руки. Тёмно-зелёный фон, каштановые волосы, один глаз прикрыт чёлкой. Потом замечаю Джо Дассена. У меня была точно такая же пластинка. Семьдесят пятый. Он в сапогах и с гитарой сидит на досках у кирпичной стены, на стройке. Маме он очень нравился.

Убираю Пугачёву и ставлю француза. Начинает играть «Если б не было тебя», и я иду на кухню.

— О, здесь варят кофе! Какой аромат!

— Так, — строжится Ирина, — я где тебе сказала сидеть?

Я обнимаю её сзади и целую в шею, как муж, проживший с ней в браке лет пятнадцать.

— Слушай, Ир, а ты почему не замужем? —