Движение к цели - Дмитрий Ромов

условиях.

— Ладно, — качает головой Платоныч. — Поговорю.

— И как там директора мясокомбината называют, Урусов?

— Да, а чего?

— Думаю, надо его немного пресануть.

— Как это?

— Ну напугать чуть-чуть, чтобы он сговорчивее был. Есть у тебя какая-нибудь бутылка ненужная, которую не жалко.

— Найдём.

Он даёт мне французский коньяк и я прощаюсь. Двигаю прямой наводкой в бар и забираю Кахину амбарную книгу, лежащую у Альберта на хранении. Он уже в курсе всего произошедшего и с радостью отдаёт книгу мне.

Оттуда я иду мимо Стадиона и Универмага в сторону Электро-механического завода. Дохожу до Кузнецкого и поворачиваю направо. Проверяю номер дома и убеждаюсь, что он мне и нужен. Обхожу его и иду в нужный подъезд, поднимаюсь на третий этаж и долго нагло трезвоню.

Дверь открывает испуганная женщина с печальными глазами. Как у Рыбкиной. Симпатичная, кстати женщина и совсем не старая. Чего ему неймётся? Молодух видишь ли подавай. Тот кто предал раз, между прочим, предаст опять. Так что нужно держать поводок крепко натянутым.

— Здравствуйте, — любезно улыбаюсь я. — Мне нужен Вилен Терентьевич.

— Минуточку, — отвечает женщина и прикрывает дверь.

— Кто там ещё? — раздаётся недовольный голос и дверь резко открывается.

На пороге возникает крупный мужчина. На нём майка-алкоголичка и широкие брюки на подтяжках. Майка натянутая на круглом животе, предательски обозначает вмятинку пупка. На плечах у этого гражданина обнаруживаются редкие седые волосы, а во взгляде читается безграничная грусть, явно проступающая через напускную злобу.

Это Вилен Терентьевич Баранов, майор ОБХСС.

— Здорово, Хоттабыч, — дружелюбно говорю я. — Разговор есть.

25. Пока это только предположения

Не похоже, что он рад меня видеть. Точно, нет. Не рад. Более того, в его груди, скрытой за слоем жирка, зарождается маленькое пламя гнева, и отблески этого пламени отражаются в глазах. Злых, выпуклых и слегка воспалённых от алкоголя глазах майора Баранова.

— Вилен Терентьевич, — говорю я, — рожайте скорее, пожалуйста. Вообще, это в ваших же интересах.

Он смотрит исподлобья, наклонив голову вперёд. Можно сказать, набычившись. Молча кивает и открывает дверь шире.

— Жена телевизор смотрит, — недовольно роняет он. — Пойдём на кухню.

— Без проблем, — легко соглашаюсь я и разуваюсь в прихожей.

На кухне чисто, но сумбурно из-за разных рюшечек и несуразных мелочей. Воздух влажный и насыщенный запахом мясного бульона. На плите стоит большая кастрюля с бурлящим варевом. Чувствую себя, как в берлоге людоеда.

— Садись, — брезгливо сложив губы, произносит он и достаёт из холодильника кусок сала и начатую бутылку водки.

Холодильник у него ЗИЛ «Москва», не новый, с закруглёнными углами, стильное ретро. У нас дома был точно такой же. На столе появляются две стопки со стёртыми золотыми ободками.

— Мне можно воды просто, — киваю я на водку. — Я ж несовершеннолетний. Не употребляю.

Он морщится, но ничего не говорит и садится на табурет, молча указывая мне на место за столом. Я тоже сажусь. Некоторое время мы сидим молча. Я смотрю на него, а он на свою рюмку.

— Ладно, — начинаю я. — Майор, у нас как-то не заладилось поначалу. Но, думаю, не обязательно нам воевать. Мы можем вполне мирно сосуществовать и если не стать друзьями, то, деловыми партнёрами.

Он слушает молча, не поднимая глаз.

— Я пришёл не с пустыми руками, — продолжаю я и, вытащив из пакета бутылку французского «Камю», ставлю её на стол перед Барановым.

Тот пренебрежительно хмыкает и по-прежнему не поднимает глаз. В этот момент на кухню заходит пухленькая девочка лет двенадцати. Она наклоняет голову в точности, как её отец, бросает на меня незаинтересованный взгляд и говорит обиженно-просительным тоном:

— Па-ап, ну можно? Ну пожа-а-а-луйста. А?

— Ты не видишь я занят? — рыкает он. — Иди, у матери попроси.

— Она сказала, чтобы я у тебя спросила, — капризно отвечает девочка.

— Ну, жди, значит.

Она снова бросает на меня взгляд, на этот раз неприязненный, и повернувшись, уходит.

— Чё надо? Говори, — наконец, поднимает на меня красные глаза Хоттабыч.

— Чего мне надо? — переспрашиваю я. — Даже не знаю, кому это больше надо, мне или тебе.

Я кладу перед ним букмекерский гроссбух Кахи.

— Знаешь что это?

Он тяжело смотрит на меня, ожидая продолжения.

— Это, — говорю я, — две дополнительные звёздочки на твоих погонах. — Пока ты тут бухал, да жалел себя, твоя подчинённая раскрутила банду подпольных букмекеров. Ты знал, что у тебя буквально под боком принимались незаконные ставки?

— Чего? — и без того крупные и выпуклые глаза Баранова, становятся ещё больше и лезут на лоб.

Он протягивает руки и, открыв книгу, погружается в записи.

— Ох**ть, — наконец выдаёт он.

— Ага. Прикинь? Узнав, что она ментовка, они её похитили и хотели грохнуть. Сначала надругаться, естественно. Знаешь Артюшкина из Центрального? Он их вчера задержал. С поличным взял. Интересует?

— Да, — кивает майор и в его взгляде действительно появляется живой интерес.

— Я скажу ему, что ты придёшь. Вместе с Лидией, естественно. Делите разбойников. Знаешь, как называется главный злоумышленник?

Он молчит.

— Каховский.

Баранов сглатывает.

— Нравится подарок? — спрашиваю я.

— Да, — кивает он.

— Ну вот, а ты на меня дулся. Я ж говорил, что вместе мы горы свернём. Не говорил? Ну, сейчас говорю. Только у меня условие.

Он замирает.

— Да ничего такого. Не бойся. Лидку хорош прессовать. Лады?

— Да не вопрос, — кивает он. — Давай по маленькой.

— Блин, Терентьич, я правда не пью. Ты махни, я ж не против.

— Борща хочешь?

Я смеюсь:

— Да прекрати, он ещё варится у тебя. Значит расклад такой.

Я подробно инструктирую его, как вести себя с Артюшкиным, Лидой и вообще со всей этой историей.

— Дело-то резонансное. Сечёшь? Не знаю, что там за батя и что он будет сулить, но, главное, ты знай, Артюшкин Каху не выпустит, он его зубами драть будет. Сам сдохнет, а его уроет.

— Да понимаю я, — кивает Баранов, наливая водку в две стопки. — Знаю я и его, и историю с племянницей тоже. Все знают.

Он выпивает белую тягучую жидкость из одной и тут же из другой рюмки, закрывает глаза и какое-то время молчит, прислушиваясь к тому, что происходит у него внутри. А там, я думаю, происходят тектонические сдвиги. Синее пламя гнева гаснет и на его месте вспыхивает золотой огонёк радостного возбуждения.

— А ты, Брагин, — говорит он, мотая головой, — не такой уж и га**он.

— Эй-ей! — предостерегающе восклицаю я. — Поаккуратней, товарищ подполковник.

Он грозит мне толстым, как сосиска, пальцем и наливает ещё две стопки.

— Не могу, — поясняет он, — пить в одиночку.

— Ты погоди, не налегай, — предупреждаю я. — Это ещё не всё.

— Да? А чё ещё? Вроде ж всё