Семь крестов - Николай Прокошев

Гуннар не обманул, и кони действительно привели их к воротам Шветца на заходе дня святого Алексия[106]. В городе уже знали о неутешительном итоге битвы. Насмерть перепуганный возможным наступлением врага кумпан фон Плауэна отрапортовал, что брат Генрих со своим отрядом еще вчера отбыл в Мариенбург.

Сначала комтур отказывался верить в скорбную историю о разгроме тевтонского войска, которую поведал запыхавшийся солдат, прибежавший с танненбергского поля. Потом примчался другой, следом еще один. И так восемь человек. Поэтому ничего не оставалось, как начать действовать.

Мешкать было нельзя, и фон Плауэн немедленно отправился в столицу, куда обязательно будет нанесен следующий удар. Последние события вымотали горстку уцелевших друзей так, что о продолжении пути не могло быть и речи. А встреча с маленьким ворчливым колдуном стерла грань между правдой и вымыслом. Решение остаться на ночлег приняли не сговариваясь.

Ветреным дождливым утром, после короткого завтрака, снарядив лошадей и прихватив еду и питье, четверо из тех, кому посчастливилось уцелеть в величайшей христианской схватке последних лет, засобирались в Мариенбург. Как ни старались приятели уговорить Гуннара пойти с ними, викинг ни в какую не соглашался. Он твердо решил пока остаться в Шветце, а дальше будет видно, что да как. Тронд, все-таки переборов себя, уважил желание друга и пообещал заехать проведать, когда положение Пруссии хоть как-то выровняется.

Не щадя коней, небольшой дружный отряд во весь опор помчался к столице ордена. Жители городков и деревень, встречавшихся по дороге, охваченные безмерным ужасом, искренне полагали, что если уж сам Великий магистр погиб, то им, простым людям, и вовсе не сносить голов от разъяренных поляков. Создавалось впечатление, что крестьяне, да и многие ратманы[107]готовы были на коленях ползти навстречу Ягайло, умоляя о пощаде.

Такого удрученного настроя среди населения Псу встречать еще не доводилось. Люди заранее готовились к худшему. Паника иной раз заканчивалась тем, что некоторые забивали свой скот, чтобы тот не достался треклятому поляку. Самые нервные доходили до самоубийства. Поражение тевтонского войска сковало тесным кольцом страха и безумия многих честных жителей. Все заглядывали четверке всадников в глаза с надеждой, что те смогут даровать им избавление от неминуемой мучительной смерти.

Когда до Мариенбурга оставалось менее полутора миль, впереди показался хвост обоза фон Плауэна. Подстегнув коня, Гектор стремглав понесся в голову шествия, где и нашел брата Генриха, возглавлявшего колонну. Погруженный в мрачные раздумья по поводу свалившейся на него ответственности за судьбу ордена и страны, немолодой рыцарь искренне обрадовался встрече с пруссом, крепко обнял и сходу принялся расспрашивать его и остальных о том, как проходила битва. Общая картина шветцкому комтуру была уже известна, но он хотел в деталях разузнать о численности польского войска, его потерях и потерях со стороны ордена.

С особой внимательностью выслушав рассказчиков, фон Плауэн напомнил, что одна проигранная битва необязательно означает поражение в войне. Сдаваться и уповать на милость скотины-поляка никто не собирается. Если они захотят продолжать, то пусть попробуют осадить Мариенбург. Да, многие из доблестных воинов Христа пали, но святую веру в Отца Небесного не сможет уничтожить даже орава обезумевших от случайной удачи оборванных крестьян.

Всю последующую неделю Генрих занимался тем, что искоренял панические настроения среди знати и обычных горожан. Смутьян немедленно вешали на лобном месте без суда и следствия. Малейший разброд в умах пресекался на корню – отрезали языки, отрубали руки и уши. Спустя трое суток в замок прибыл младший двоюродный брат фон Плауэна, мирянин, тоже по имени Генрих. Для различия их стали называть Генрих-младший и Генрих-старший.

С облегчением вздохнув, фон Плауэн назначил кузена заняться безжалостным истреблением пораженческих идей у столичных жителей. Двадцать четвертого июля навстречу Ягайло были направлены два рыцаря с просьбой о гарантии королем свободного доступа к нему на аудиенцию нескольких послов. На что польский владыка ответил, что завтра сам подойдет к Мариенбургу, вот тогда можно посылать сколько угодно людей на переговоры.

Ответ фон Плауэна последовал незамедлительно – Генрих-старший сжег город, ибо брать столичную твердыню приступом, имея за спиной безопасное прикрытие в виде городских домов и улиц, было куда удобнее. Перед уничтожением Мариенбурга из него вывезли в крепость все припасы: хлеб, пиво, сыр, пригнали скот, запасли сено.

С тем запасом продовольствия, что хранился в самом замке, осаду можно было спокойно держать два месяца. Несколько колодцев глубиной до одной кете, сооруженные для сбора дождевой воды, которую впоследствии фильтровали через гравий, цистерны и хитро продуманная система каналов исправно снабжали защитников водой.

Тем не менее большинство жителей отправились в окрестные селения к родным, чтобы «уцелеть и не служить лишними ртами». Псу доводилось несколько раз бывать в Мариенбурге, но самый главный оплот Тевтонской корпорации – крепость – посетить так и не удалось. Если уж Кёнигсберг считался неприступным рубежом, то о столице даже говорить не стоило.

Воистину шедевр фортификационного искусства мариенбургский замок, расположенный на продолговатом прибрежном откосе в излучине реки Ногаты, правом рукаве Вислы, и занимавший более хуфы площади, слыл одним из самых укрепленных сооружений Европы. Крепость, состоявшая из верхнего и среднего замков, а также из форбурга, была опоясана тремя стенами с тремя рвами. Гарнизон из тысячи человек мог уверенно держать оборону от армии любой численности в течение десяти лет, а десять тысяч человек без лишних хлопот продержались бы целый год.

Отдельные, особо уязвимые части стен несли на себе специальные выступы-балконы, с проделанными в их полу отверстиями, откуда на неприятеля с ненавистью выливали кипящее масло и смолу, а также справляли естественную нужду – бегать в данцкер во время осады являлось недоступной роскошью. Неисчислимые бойницы для лучников и арбалетчиков, баллисты и бомбарды, устроенные в проемах меж стенными зубцами, а также несколько катапульт крайне затрудняли возможность штурма столицы ордена, находящейся под покровительством Пресвятой Девы Марии. Именно поэтому, когда Ягайло предложил сдать замок без боя, над башней главных ворот на шесте подняли белый с черным крестом щит[108].

– Дьявол помог поляку одолеть нас у Танненберга, – собрав приближенных ночью перед первым днем осады в часовне Святой Анны, месте вечного упокоения Великих магистров, фон Плауэн-старший мерил широкими шагами пространство на плиточном полу. – Но отдадим польскому королю должное – он вернул нам тело отца нашего – Ульриха фон Юнгингена, чтобы мы смогли похоронить его в священной обители, как и подобает настоящему христианину.