Оцепенение - Камилла Гребе

Черт.

Из дома раздается отчаянный вопль.

Думаю.

Забор высокий. Если бы я не заделал дыру в заборе, у меня был бы путь к спасению. Если бы я не хотел выпендриться перед Ракель, я бы сейчас был свободен.

Как будто это что-то бы изменило.

О чем я думал? Что удастся с ней переспать?

Я смотрю на забор, и осознание как ледяной душ: я сам прикрутил решетку, сам починил забор, и теперь мне не выбраться из этого сумасшедшего дома.

Придурок. Ты сам построил себе тюрьму.

Выбора нет. Нужно перелезть через забор.

В обычной ситуации это было бы несложно. Но с больной ногой – не знаю.

Я хватаюсь за край забора двумя руками и пытаюсь подтянуться. Обычно это было бы легко, но тело чертовски ослабленное, как у столетнего старика. И оно не получало нормальной еды. Все, чего ему хочется, это лечь на траву и умереть.

Слышно, как окно открывается и стукается о металлическую решетку.

Другого шанса у меня не будет. Чтобы свалить отсюда, надо перелезть этот чертов забор.

Снова хватаюсь за край и тянусь изо всех сил. Руки, плечи, бицепсы горят от напряжения. В глазах темнеет. Тьма тянет меня обратно в пещеру. Руки превращаются в перья, нос – в клюв.

Тебе не удастся. Лучше бросить это дело.

Но мне удается подтянуться. Удается.

Я повис на заборе, как носок, пыхтя и кряхтя.

Медленно возвращаюсь обратно в Тело.

Открывается входная дверь, на крыльце раздаются шаги.

Огромным усилием воли я переваливаюсь через забор и падаю с другой стороны.

В плече что-то трескается, но мне уже все равно. Все, о чем я могу думать, это как добраться до мотоцикла Игоря на обочине.

Я поднимаюсь и начинаю бежать. Лодыжка горит, но страх сильнее боли.

За спиной слышны шаги и звон ключей.

Я запрыгиваю на мотоцикл и нащупываю провода.

У меня получится!

На мотоцикле им меня не догнать.

Шаги приближаются, мотоцикл заводится с ревом. Я отпускаю педаль с пьянящим ощущением свободы в груди. Мне удалось победить смерть.

Мотоцикл дергается с места, но останавливается в воздухе, как подстреленный.

А я, я продолжаю лететь вперед. Перелетаю через руль и приземлюсь на дорогу. Рот наполняется кровью, я сплевываю гравий. Или это зубы?

Я не знаю.

Я ничего больше не знаю.

Но мозгу нужен ответ. Мозг продолжает работать, даже когда тело лежит в отключке.

Вспоминаю бутылочки «Фентанила» и глухое позвякивание. Вспоминаю, как выбросил их в море. Но перед этим заменил содержимое трех водой и поставил в шкаф.

Поэтому я проснулся? Они накачивали меня наркотиками? До того, как дошли до бутылочки с простой водой.

Это тот мужчина, с которым ссорилась Ракель?

Вспоминаю ее слова:

Если хоть один волосок упадет с его головы, я позвоню в полицию, если ты СЕЙЧАС ЖЕ не уберешься из моего дома, понятно?

Темнота окружает меня, на этот раз осторожно, почти нежно, заманивая обещанием свободы от боли и страха.

Но я не хочу. Не сейчас.

Я хочу понять. Мне столько нужно понять. Например, почему я лежу на дороге, а не сижу на мотоцикле по дороге в Стокгольм.

Темнота тянет сильнее, в глазах темнеет, пульсирующая боль затихает.

Я ищу взглядом мотоцикл, дергающийся в траве у моих ног.

И я вижу.

Что-то красное обмотано вокруг заднего колеса и сосны. Как длинная змея.

Длинный красный велосипедный замок, который я купил для Ракель.

Такси привозит меня на работу в начале первого ночи. Я все еще слегка навеселе после ужина с Мартином и Афсанех, но это не имеет никакого значения. В предвкушении скорой разгадки я легкой походкой иду через парк.

Малин уже на месте в конференц-зале, где мы собрали всю информацию по расследованию. На доске – фотографии Юханнеса Ахонена и Виктора Карлгрена. Рядом висит стихотворение, под которым кто-то написал печатными буквами: Ягненок = Ракель, Голубка = Юнас, Лев = Улле Берг.

Внизу фото Улле из полицейского архива. Он смотрит в камеру пустым взглядом.

– Как ты? – интересуется Малин.

– Нормально. Рассказывай! Где вы нашли Улле Берга?

– В шхерах. Дайте все знает. Он скоро будет. Работал весь вечер.

– Ничего себе. Я-то думал, он уходит домой в пять проветривать свою синтетическую рубаху.

Малин улыбается.

– Я дома тоже не была, – признается она. – Все думала о том, что могло произойти, но так и не придумала.

Я пожимаю плечами.

– А что тут думать? Берг убил Юханнеса Ахонена, Виктора Карлгрена и неизвестную жертву.

Малин закладывает руки за затылок и поднимает глаза к потолку.

– Все не так просто, – протягивает она.

– Обычно все просто.

– Почему?

– Кто знает. Но зачастую мотив – наркотики. Сегодня это главное зло.

Малин мои слова не убедили.

– Виктор Карлгрен на наркомана не похож.

– Его сестра сообщила, что он с приятелями покупал наркоту у типа по имени Монс или Мальте. Это может быть только Мальте Линден.

Малин качает головой.

– Слишком неочевидная связь, ты сам понимаешь. И кто жертва номер три? Парень со странным прикусом?

– Еще один нарик, – говорю я с уверенностью в голосе, которой на самом деле не испытываю.

Малин вздыхает и ерзает на стуле. Сминает салфетку в шарик и бросает в мусорную корзину у двери.

Он шлепается рядом, но Малин, погруженная в свои мысли, ничего не замечает.

– Почему ДНК Карлгрена было под ногтями Ахонена?

– Наверно, подрались, прежде чем Ахонена убил Улле Берг.

– Хм. Кожа под ногтями. Как она могла туда попасть? Если не во время секса.

– Говори за себя. Я своих партнеров не царапаю во время секса. Но могу предположить, что мужчины способны царапаться, когда другого выхода у них нет. Например, когда кто-то тебя душит или вонзает нож в живот. Когда ты при смерти, другими словами.