Изгой - Юрий Никитин

Скиф сказал тихо:

— Да, что-то подобное говорил мне этот волхв. Колоксайоглянулся, Олег стоял далеко к ним спиной, наблюдал через окно за двором.

— Ты вообще к нему прислушивайся, — посоветовалКолоксай. — Прислушивайся, хотя речи его странные... И еще одна к тебепросьба, Скиф!

— Отец! — воскликнул Скиф. — Что просьба, тыдолжен отдавать приказы! Я выполню всё-всё, что скажешь. Броситься в огонь,воду, на острия копий...

Колоксай помолчал, боролся с собой, а когда заговорил, щекиего стали бледными, как у покойника:

—Это будет тебе трудно выполнить, сын мой...

— Отец! — воскликнул Скиф пламенно. — Всемимыслимыми и немыслимыми клятвами клянусь, что выполню все, что велишь, чтоскажешь, чего захочешь!

— Это будет трудно выполнить, — повторилКолоксай. — Очень трудно. Олегу — легко, а тебе — очень трудно... Но тыуже дал клятву, что выполнишь! Я прошу тебя, сын мой, отказаться от мести.

Скиф сперва не поверил ушам своим. От окна повернулся Олег,зеленые глаза светились в полумраке, словно он стал лесным зверем. Колоксайсмотрел печально.

— Отец, — прошептал Скиф, — ты в самом делесказал то, что я услышал?

— Сын мой, — сказал Колоксай измученным голосом, —я прошу отказаться от мести, потому что месть иссушает душу. Я вдруг понял, чтолучший способ отомстить врагу — это не походить на него. Не поступать так, какделает он. Прости ее.

— Отомщу, — ответил Скиф люто, — и сразу всепрощу!

Он обернулся к Олегу. Колоксай тоже смотрел с надеждой. Олегчувствовал себя неуютно, меньше всего хотелось разбираться в таком зыбком деле,как человеческие отношения, мудрецу, который занимается всем человечествомсразу.

— Месть, — сказал он нехотя, — это блюдо,которое лучше бы есть холодным. Но Скиф подогревает его уже сколько лет... ивсе еще не подгорело! Я уже знаю, что самое жестокое мщение, когдапренебрегаешь самой возможностью отомстить... но, боюсь, это не для Скифа.

Скиф вспылил:

— Ты что-то совсем уже заумное лепечешь, волхв! Иметьвозможность отомстить и... не отомстить? Ты меня совсем за дурака считаешь?

— Нет, — ответил Олег. — Не совсем .

Колоксай сказал печально:

— Кто мстит, часто жалеет о свершенном, но кто прощает— никогда не жалеет. Если ты осуществишь свою месть, у тебя больше не будетматери. Ты это понимаешь?

Скиф воскликнул яростно:

— Ее уже давно у меня нет! У меня есть ты!.. Ты,который говоришь такое... такое... Олег, что скажешь ты? Олег подумал, сказал взатруднении:

— Колоксай вроде бы прав... Но с другой стороны, еслибы всякое зло бывало отомщено, то в будущем зла совершалось бы намного меньше.Зло, оставшись безнаказанным, порождает множество других зол...

— Вот-вот! Это ж я хотел сказать!

— С третьей стороны, — сказал Олег несчастнымголосом, — надо определить, что такое зло. Ибо одни вполне искреннесчитают злом, другие так же искренне злом не считают. А чтобы все понималисправедливость наказания, нужно одинаковое понятие для всех.

Скиф вскинул сжатые кулаки к потолку, потряс ими с такимнеистовством, что Олегу почудилось, будто закачалось все мироздание.

— Она виновата!!! — закричал он страшнымголосом. — Она виновата в том, что убила моего отца!.. Теперь виновата ещеи в том, что убила моего брата, которого я узнал совсем недавно, как никогда незнал... и полюбил больше всех на свете!.. И еще: она уничтожила эту страну. Онауничтожила счастье этих людей. Гелон с его умом и талантами мог поддерживатьстрану процветающей, расширял ее не мечом, а к нему сами присоединялись земли,где народы тоже хотели быть такими же счастливыми... Теперь сюда придет зло,придет огонь и смерть! Орды врага вытопчут посевы и вырубят сады, всех людейубьют или уведут в рабство. Здесь останется только пепел и обугленные кости!..Вот что она сделала! Колоксай сказал жестко:

— Скиф, я долго был в мире черного солнца... Людям,которым уже нет возврата в мир живых, нередко открывается будущее. Чаще всегочужое и бессмысленное, но пару раз я зрел... Предостерегаю в последний раз: откажисьот мести своей матери! Предрекаю: как только она падет от твоей руки, ты сампадешь от небесного гнева!

Скиф задохнулся, грудь его вздымалась часто, кулаки сжаты, ав мертвой тиши слышно было только его частое хриплое дыхание. Тяжелое молчаниетянулось мучительно долго. Наконец Скиф вскинул голову. В синих, как небо,глазах стояли слезы.

— Меня не страшит гнев богов, — ответил онтихо. — Но ты ее все еще любишь, отец... И только поэтому я отрекаюсь отмести.

Он повернулся резко, Олег не успел ухватить его за руку, какхлопнула дверь, по лестнице послышался дробный стук подошв. Со двора слышнобыло, как яростный голос прокричал в ночи, в ответ заскрипели засовы на воротахконюшни.

Олег поднялся. Лицо было печальное.

— Если он решится уехать, — сказал онпросто, — я поеду с ним.

— Спасибо, — сказал Колоксай. В его синих глазахбыли стыд и благодарность. — Мне было бы страшно потерять и его. А он...он горяч!

— Как и ты, — ответил Олег. Подумал, добавил: —Был.

Колоксай развел руками:

— Да, во мне многое изменилось. Пока сам еще не знаючто. Но я уже не тот. Хуже или лучше, не знаю. Но вот ты меняешься тоже. Яраньше знал тебя как человека рассудительного и очень осторожного. А теперь тыв бой, как юнец.

— Я не рвусь в бой, — объяснил Олег. — Просточую, что с той стороны веет новым Злом. И что меня там тоже ждет...

— Что?

— Бой, — ответил Олег. — Которого я оченьхотел бы избежать.

Колоксай взглянул остро:

— Но едешь навстречу?

Олег поднялся молча. Он был так же высок, как Колоксай, апод грубой тканью холщовой рубашки угадывалось сильное тело бойца. Но, сколькоКолоксай помнил, этот волхв всегда стремился избежать схваток.

И всегда оказывался в самой их гуще.

За окном чуть посветлело. Олег подошел к забранномуметаллической решеткой проему, свежий утренний ветерок пахнул в лицо. Нагоризонте проступает едва заметная светлая полоска.

Колоксай сказал за спиной:

— Я не знаю, кто ты... но я считаю тебя другом иучителем разом. За эти годы ты возмужал, у тебя фигура воина, словнозарабатываешь на жизнь мечом. Но у тебя то же самое недоумение в глазах, то женапряжение в лице, на лбу добавилась складка, да у губ теперь горькие морщинки.Помнишь, как однажды я бросил тцарство и пошел за тобой, очарованный твоеймудростью?