Королевский Ассасин - Мелисса де ла Круз

Затем ему приходит на ум третья мысль: «Поэтому-то я и поклялся себе, что никогда не влюблюсь».

* * *

Кэл ждет, когда кутеж будет в полном разгаре, – он и сам уже пропустил несколько бокалов – и только после этого присоединяется к остальным. Эти фуршет и бал не так пышны и многолюдны, как Малый бал, проходивший во дворце, но зрелище все равно получилось внушительное, и гостей в доме герцога собралось немало. Это заслуга герцогини Гирт. Она знает, как нужно устраивать званые вечера. А монтрисианская знать всегда готова веселиться, пировать и танцевать.

«Кстати, о герцогине Гирт…» Он замечает ее – она стоит у стола со сладостями и беседует со своими приятельницами, другими знатными дамами, облаченными в такие же затейливые наряды и наложившими на лица такой же кричащий грим: белила, ярко-красная губная помада, розовые румяна, начерненные брови, густо подведенные глаза.

Он берет с подноса, который несет лакей, бокал игристого вина. На другом конце зала он видит Тень. Она так же прекрасна, как и на Малом балу. На ней то же самое темно-синее платье, но волосы причесаны по-иному – они не скрыты ни цветами, ни париком и красиво блестят.

Она танцует с королем Хансеном. Медленный вальс. Слишком уж медленный. Кэлу тошно видеть их вместе – у него руки чешутся схватить их и оттащить друг от друга. «Благовоспитанные люди так себя не ведут», – говорит он себе. Тень всего лишь делает то, о чем попросил ее он сам. Пытается завоевать расположение короля. Он, Кэл, не должен встревать.

Она не только танцует, но и улыбается, смеется. Он уже несколько дней не видел ее такой.

Музыка смолкает, и Кэл радуется тому, что теперь она танцует не с королем, а с кем-то из молодых монтрисианских аристократов, графом Как-то-Его-Там. Кэл не может запомнить все имена.

Он подходит к герцогине.

– Вы подарите мне этот танец?

Она в восторге. Отдав свой бокал одной из своих приятельниц, она хватает Кэла за руку.

– Да, конечно, – воркует она.

Он выводит ее на танцпол, и она кружится, взвизгивая и хихикая. Другие дамы шушукаются о них, обмахиваясь веерами, что только его раззадоривает. Он еще крепче прижимает ее к себе.

– О-ох, – захлебываясь, произносит она.

К завтрашнему утру все в Монте поверят, что он спит с герцогиней Гирт. Он обводит взглядом толпу, желая, чтобы его увидела Тень.

Наконец он находит ее глазами – она с бесстрастным видом танцует все с тем же самодовольным графом. Она бросает на него взгляд, но тут же отводит глаза с каменным выражением лица.

«Вот и хорошо». Этого он и хочет. Он чувствует, что ведет себя пошло. Мстительно. И, вероятно, он немного пьян. Он смотрит прямо на Тень и кружит в танце герцогиню.

Тень, щурясь, смотрит на Кэла, затем дарит тому беспросветному болвану, с которым танцует, свой самый страстный и обольстительный взор. Граф сражен наповал, и Тень открывает и закрывает свой веер, глядя на него.

Кэл краснеет до корней волос, и его сердце бешено колотится от гнева.

Музыка стихает. Пары расходятся и аплодируют оркестру. Кэл поворачивается, чтобы посмотреть на Тень, но ее партнер по танцу аплодирует один. Ее рядом уже нет.

Заговорщик-афразианец здесь, он где-то рядом, я это чувствую. Это ощущение меня оглушает, почти что душит. Как будто воздух вдруг стал чересчур густым. Кто-то на этом балу использует темную магию, напускает злые чары. Обсидиан моих тетушек лежит в кармашке моей нижней юбки, и он работает весь вечер: становится то горячим, то холодным.

Пока герцог и герцогиня были в отъезде, я вышла из дома с корзинкой, будто направляясь на местный рынок, а сама вместо этого прочесала то место в лесу, где мы с Кэлом видели осколки обсидиана.

Солнце уже стояло высоко, когда я нашла крошечный кусочек. Я положила его на лист и спрятала в тот же мешочек, в котором хранится мой талисман. Иногда он становится таким горячим, что мне кажется, еще немного, и он обожжет меня, но почему-то этого не происходит. Он реагирует на темную магию, я в этом уверена.

Герцог Гирт, несомненно, преступник, но сегодня он явился на бал поздно, а обсидиан начал нагреваться и остывать еще до его появления. Я весь вечер танцую то с одним, то с другим, со всеми, с кем могу, пытаясь определить, как осколок реагирует на каждого из них. Это также дает мне повод держаться подальше от Кэла.

Мне нельзя думать о нем, чтобы мое сердце не разбилось окончательно. Я также не могу думать о том, что сказала мне моя мать, что она попросила меня сделать. Но обратной дороги нет, есть только путь вперед, и мне нельзя с него сойти. Я пообещала моим тетушкам, что на сей раз я не убегу.

И я остаюсь, хотя мне и невыносимо видеть муку на лице Кэла. Я должна ему сказать, но мне слишком страшно. А кроме того, я не могу заставить себя рассказать все Кэлу, потому что мне кажется, что это не станет правдой, пока я не произнесу эти слова.

Со мной по очереди танцуют граф, виконт, маркиз и так далее. Молодые, старые, такие, кто и не молод, и не стар, возраст не имеет значения. Некоторые из них, самые нахальные, пытаются, не краснея, облапать меня или обдать мое лицо своим дыханием, смердящим пивом, так что от отвращения я едва не лишаюсь чувств. Или не бью их в зубы.

Но я не делаю ни того ни другого. Вместо этого я приклеиваю к лицу деланую улыбку и не даю ей сползти с него. Ведь я шпионка, пусть я и не состою в Гильдии Очага. И мне нужно только одно – чтобы кто-нибудь оплошал и сболтнул лишнее. Сочетание изрядной дозы спиртного и свойственного мужчинам желания похвастаться и произвести впечатление на хорошенькую девушку должно послужить мне. И за этот урок мне нужно благодарить Кэла.

Но пока что мне не везет. Единственный результат всех моих усилий – мои щеки вот-вот заболят от притворных улыбок.

Я вижу Кэледона в противоположной стороне зала, и у него такой потерянный вид… У меня щемит сердце. Я должна ему сказать. Почему же я не могу? Мы оба находимся здесь по повелению королевы. Хотя это неважно. Если бы только мы сумели открыть друг другу свои сердца до той ночи, если бы только могли еще несколько дней сохранять нашу невинность. Теперь же он должен быть для меня только Кэледоном Холтом, Королевским Ассасином.

Вот уже несколько дней я страдаю от этого, совсем одна. Но я должна нести свое бремя, пока он несет свое.

Но тут он подходит к герцогине Гирт и приглашает ее на танец.

И она, разумеется, тут же ухватывается за эту возможность.

Что ж, ладно, пусть он флиртует с ней.

Целовал ли он ее так же, как целовал меня? Я ничего не могу поделать с обжигающим огнем ярости, который переполняет меня при этой мысли. Он целовал меня так, будто желал стать частью меня – чувствовала ли она то же самое тогда, в библиотеке? Казалось ли ей, что он вложил в этот поцелуй свою душу? Что он будет любить ее всегда?