Чужая Истина. Книга первая - Джером Моррис

в ответ всё также, искренне, но по-лисьи хитро. Теперь это казалось ещё более уместным.

Надо же, — размышлял Эйден, неспешно шагая в подсказанном ему направлении, — какой… человек. С одной стороны — я выручил много больше ожидаемого. С другой — я и продал куда больше, чем собирался. И вроде по всему не в убытке, но чувство такое, что победил в этом торге явно не я.

В некотором смысле — это действительно было так. Ушлый аптекарь, в тонкой беседе различивший обширные познания гостя, знал, что самое ценное — отнюдь не в пузырьках. Да, он выкупил и их, но больше потому, что собирался должным образом проверить главный товар. А именно — сами рецепты. Эйден продал и их, вместе со всей технологией приготовления, хоть изначально и не собирался. Аптекарь легко убедил его, что тайны и секреты мастерства не имеют практической ценности сами по себе. Они нужны только тогда, когда могут помочь обойти конкурента. А о конкуренции с проезжим алхимиком речи, разумеется, не шло. И пусть в этой сделке был некоторый риск для обоих. Зелья и рецепты, несмотря на впечатления о мастере, могли оказаться не так хороши… или вовсе подделкой, а выданные знания теряли свою уникальность. И всё же — сделка была заключена, к удовлетворению обеих сторон.

Нижний базар встретил Эйдена интригующей разноголосицей мастеровых, торговцев и толкущихся покупателей. Здесь было ощутимо грязнее, чем на улице с чистыми каменными лавками. Канава с дождевой водой пенилась мыльными ошметками, говорящими о возможной близости общественной бани, тканевые навесы, растянутые на деревянных шестах, легко волновались на слабом ветру, где-то неподалёку встревожено гоготали гуси. Толпа продавала и покупала, спешила, ругалась и жила. Он углубился в этот движущийся лабиринт, примерно представляя, где искать нужные ему ряды ткачей.

Крепкая льняная рубаха, совсем без воротника, смотрелась довольно просто. Некрашеная, серо-коричневая, она приглянулась Эйдену больше из-за того, что манжеты рукавов были украшены особенными деревянными пуговицами. По три на каждом. Аккуратно закатав рукава почти до локтя, как делал Аспен во время работы, он удовлетворённо прищурился. Красивые резные пуговицы не смущали своей вычурностью, но они были там, в отворотах, и самим своим существованием как бы подтверждали, что вещь недешёвая и качественная. От ярко красных шоссов он отказался сразу, во-первых — цельные штаны были несравнимо удобнее двух половинок на завязках, во-вторых — мода Лидхема ему не слишком нравилась. Уж очень тут любили яркие, цветастые вещи. Размышляя о том, что с каждым днём становится все теплее — Эйден приглядывал себе куртку полегче, когда взгляд его зацепился за нечто стоящее. Светло-коричневый кожаный жилет, украшенный двумя рядами тёмных медных клепок, смотрелся дорого и чуть воинственно. Плотные нашивки на плечах, выступающие за первый слой кожи, отдаленно напоминали сочленения лат. Перехватив жилет на животе черным плетеным ремнем, он приосанился, оглядывая себя в угодливо подставленное полированное блюдо. Посмеиваясь над своими недавними рассуждениями о местной моде — молодой алхимик заплатил не торгуясь.

Степенно вышагивая в новых, подкованных сапогах почти до колен, Эйден удивлялся, насколько лёгкими ощущаются ноги. Приходилось прикладывать усилия, чтобы не задирать их слишком высоко. Старые, тяжёлые сапоги из свиной кожи, снятые давным-давно с мёртвого сослуживца, он отдал нищему на базаре. Шерстяную жилетку, потёртую холщовую куртку, что когда-то укоротил на бинты, и почти всю прочую одежду — он раздал там же. Проходя мимо железного ряда, Эйден остановился у лотка с ножами, кинжалами и стилетами. С удовольствием отметил, что торговец, неприятный щербатый тип, смотрит на него не так, как наверняка смотрел бы раньше. Он по-прежнему не любил оружие, но снова вспомнил Аспена, его слова о исправном инструменте…

Тёмный нож двенадцати дюймов, с едва различимыми узорами слоев разной стали, имел довольно узкий, восьмидюймовый клинок, с фальшлезвием на одну треть длины по обуху, ухватистую рукоять из чёрного дуба, пропитанную незнакомым Эйдену маслом, и крепкую гарду с мелкой посеребренной чеканкой, закрывающую полудугой указательный и средний пальцы. На небольшом остроконечном навершии, чуть загнутом, обеспечивающим более надёжный хват, были своеобразные, смутно знакомые насечки.

— Шляпка на жёлуде, — хрипловато пояснил торговец, — дуб же, ну. Рукоять — вроде ветвь, навершие — жёлудь. Похоже ж, ну!

Эйден наклонил голову. Перед глазами на секунду мелькнула сойка, с жёлудем в маленьком клюве. Он кивнул щербатому, соглашаясь. Было действительно похоже.

Маленькая веснушчатая девушка, хохоча и повизгивая, пронеслась мимо Аспена шуршащим ураганом пышных юбок. При этом закрывая руками маленькую голую грудь. За ней, гогоча и улыбаясь много шире, протопал долговязый детина, держащий в мосластой пятерне корсет прелестницы. Маг огляделся, повёл носом, втягивая ароматы духов, курящихся благовоний, пролитого вина и пота. Это был не лучший бордель, что ему приходилось видеть. Но и не худший, это уж точно. Среди вполне обычной грубости местной архитектуры, тяжёлых деревянных брусьев, кирпичных колонн и неоштукатуренных стен — виднелись выразительные яркие акценты. Картины в массивных рамах, огромная люстра из хрусталя и позеленевшей, патинированной бронзы, витые подсвечники, заляпанные свечным салом потёртые диваны, в синей, очень дорогой когда-то обивке…

Аспен любил играть в кости. Простота и незатейливость совсем не отдавали примитивом, ведь правила — вовсе не суть игры. Удача, случай, судьба, рок, окрыляющая радость или готовое раздавить отчаяние… Жадность, алчность, отвага или благородство… Все грани человеческой жизни умещались в потёртых гранях двух кубиков. Играя в кости коротали время, наживали и проматывали состояния, влезали в долговую петлю и дерзко вырывались из нищеты. И заводили новые знакомства, разумеется.

— Один и шесть. Каково, а⁈ — Он провёл тыльной стороной ладони по бороде, отчеканив стаканчиком о стол.

— Не много. И не мало, — флегматично протянул толстяк с мощными руками, берясь за стакан. — Не волнуйся, Аспен, когда оставлю тебя без порток — подарю девочку. В утешение. На всю ночь. — Он ловко подобрал со стола кости, резко крутанув перевёрнутым стаканчиком. Потряс, заревев громко и довольно, словно был уверен в своей победе.

— Небось надеялся, что я расчувствуюсь, да сам тебе двух куплю? — ехидно предположил маг, видя, что выпала четвёрка и двойка. — Но я не так щедр, увы. Максимум чем утешу — кружкой эля. Самого дешёвого.

Он сгрёб кучку серебра ближе к себе, чуть щуря глаза и улыбаясь. Раос, так звали толстяка, скорчил нарочито жалостливую мину. А потом расхохотался, плюясь и всхрапывая, стуча по столу тяжёлым кулаком. Он знал Аспена. И сейчас пил его вино. И не только он. Маг щедро угощал всю