Обратный отсчет: Равнина - Токацин

коридора. Цех залило дрожащим белым светом. На проходе между печами с воем корчился на полу Хассинельг. Узнал Гедимин его не сразу — он уже склонился над дымящейся кучей плоти с торчащими костями, когда страж вскинул голову. Его глаза лезли из орбит, с лица отваливались куски кожи, на лету превращаясь в пыль.

— Плам-мя-а! — существо вскинуло трясущуюся руку. Плоть с костей уже опала, оголённые костяшки держались на паре сухожилий. Гедимин шарахнулся в сторону и с грохотом налетел на печь. Кто-то ударил его в плечо.

— Давай! — побелевший Вепуат дёрнул на себя сфалт. — Открой реактор, пусть он…

— Быстр-ре-йе… — изуродованный страж уткнулся челюстными костями в пол. Под торчащими рёбрами что-то пульсировало.

— Has— sulu! — выдохнул Гедимин, сдёргивая экранирующие пластины. Сфалт грохнулся на пол рядом с умирающим, поток зелёного света накрыл его, проходя насквозь. Защитное поле, выставленное Вепуатом вдоль печей, вспыхнуло ярким огнём. Гедимин вскинул генератор — подключить его было не к чему.

— Хэ-эсс… — существо на полу зашипело, подбирая под себя конечности, и шумно выдохнуло. Гедимин слышал его громкое дыхание, но шорох, треск и хлюпанье внезапно прекратились. Сармат заставил себя взглянуть на изувеченное тело — и ошеломлённо мигнул. Лицо Хассинельга снова покрылось плотью, и над ней смыкался прорастающий кожный покров. Отверстия в груди и спине затянулись. Страж протянул руку к светящемуся реактору и смотрел, часто мигая, как костяшки обрастают мышцами и кожей. Едва прорезались зачатки когтей, он, шумно выдохнув, развернул сфалт отверстием вниз.

— Всё. Не надо больше. Да хранят тебя все боги!

Он, тяжело дыша, поднялся на ноги. Ни следов отваливающейся кожи, ни лучевых ожогов на его голом теле не было.

— Хорошо хоть… хорошо, что одежду оставил! — прохрипел он, с трудом выпрямляясь и стряхивая с кожи что-то невидимое. — Прошу прощения… вломился, но ждать было некогда. Чтоб его, этот край с его тварями!

— Ты живой? — только и спросил Гедимин, растерянно глядя на Хассинельга. Сфалт он подобрал, но за плечо не повесил — так и держал у груди. «Что это вообще было? Как может существо… кто-то выжить после такого? И после такой дозы?»

— Вроде бы, — Хассинельг весело оскалился. Его левая ладонь всё ещё была судорожно сжата. Он с явным усилием разжал её, вскинул голову и издал короткий вопль. За спиной Гедимина заверещали Скогны — они выглядывали из-за печи и толпились в коридоре, и, наверное, видели всё от первой до последней секунды.

— Не потерял, — ухмыльнулся страж, протягивая Гедимину раскрытую ладонь. — И в костях не застряла. Старался пальцы не растопыривать. Они после края… не очень прочные. Вот!

На его ладони — совершенно целой, без единой царапины — лежал осколок желтовато-белой кости.

— Насилу выломал, — сказал Хассинельг. — Это — подъязычная. Если уж она не поможет, тогда я не знаю. Хоть череп целиком тащи.

— Что это? — Гедимину меньше всего хотелось трогать странную кость. Она ещё и светилась — ровным белесым светом, отдалённо похожим на дёрганное, неровное свечение стражеского посоха. «Если на этой штуке зараза… Хотя — после такого-то облучения…»

— Это тебе, — Хассинельг попытался всунуть обломок Гедимину в ладонь, но сармат убрал руку. — Кость с края мира. Я бы тебе поискал хребет, был бы посох. Но с ним в твоей броне неудобно. А это можно взять под перчатку. И будет помогать.

Он смотрел на сармата с нарастающим недоумением. Гедимин угрюмо щурился, пытаясь хоть что-то понять.

— Чему помогать?

— Ну я же сказал, — Хассинельг, кажется, обиделся. — Это подъязычная кость. С края мира. У целого хребта были бы все свойства. А это мало что умеет. Только говорить. И ты сумеешь. Ну? Дай руку, я покажу.

Гедимина передёрнуло, но он заставил себя не убирать ладонь. «Что он покажет? Что это за дрянь?»

— Гедимин, — Вепуат легонько постучал по его наплечнику. — Перчатку-то открой. Хассек не умеет. Хассек, давай мне. Ты так к нам свалился… Гедимин нескоро в себя придёт.

Страж, уронив голову на грудь и виновато жмурясь, протянул кость ему.

— Очень спешил. Больно же, — пробормотал он и сам поёжился. Хвостовая клешня сухо щёлкнула.

— Это вроде как кусок стражеского посоха, — быстро объяснял Вепуат, возясь с пластинами на чужой перчатке. — Но умеет не всё, а только переводить. Ты его просто держи и слушай. Как раз сейчас все галдят…

— А, — Гедимину наконец удалось открыть рот и даже что-то понять. Кость, лёгшая на ладонь, в первую секунду показалась нестерпимо холодной и тут же — раскалённой до тысячи градусов. Сармат едва не выронил её, но Вепуат сжал его пальцы в кулак и обхватил двумя ладонями. Рука онемела, потом вверх к локтю побежали мурашки. Когда они добрались до затылка, а от боли в ладони осталось слабое покалывание, Гедимин услышал тонкие писклявые голоса.

— Идти на край⁈ Страж Хасек, ты, видно, пожертвовал голову Пламени!

— И только волей богов не пожертвовал себя тварям края. Разве ты первый день живёшь на Равнине, что такого не знаешь⁈

— Правильные речи, — это заговорил новый жрец Сэта, выглянувший в коридор; Гедимин слышал на фоне шелест и потрескивание, но где-то между ушами и мозгом они превращались в понятные слова. — Ходить на край в одиночку — редкое безрассудство. Только последний дурак…

Хассинельг невесело ухмыльнулся.

— Мне не впервой быть дураком, — сказал он — Гедимин даже не понял, на каком языке, но услышали, похоже, все. — Лучше им буду я, чем Дим-мин. Двое идут в город Сэта, не зная ни дороги, ни города, ни порядков, ни языка! И я после этого безрассудный⁈

— Айзек всё знает, — Гедимин недовольно сощурился на стража — и увидел, как все, замолчав, подаются назад. Хассинельг ухмыльнулся во всю пасть.

— Ну вот, видишь? Так гораздо лучше! — он указал на сжатый кулак Гедимина; Вепуат его уже не держал, но пальцы