Хлопок одной ладонью. Том 2. Битва при Рагнаради - Василий Звягинцев

И ведь не того, что подчиненного нужно послать на рисковое дело, командир только этим и занимается по определению, а слова Рощина его неправильным образом достали. Всю ночь он пытался разобраться, кто прав, кто нет. И не пришел к окончательному выводу.

— Что ты его трешь? — сбрасывая раздражение, выдернул тряпку из рук мальчишки. — Ты окоп приглуби, патроны в ленте подравняй, ветки вон по линии огня срежь! Куда стрелять будешь?

Прапорщик молча кивнул. Капитан для него был слишком большим начальством, чтобы вступать в разговор.

— Эх, — Уварова не стал даже ругаться, подхватил ремнем на локоть свой автомат и пополз в сторону дороги, превосходя в скорости и тишине движения удава, боа-констриктора с картинки толстого тома Брема.

Увидел, добравшись до кювета, с кем биться придется, прикусил губу. Да, лучше бы вправду московский гарнизон восстал против своего сюзерена. А тут совсем другие разборки.

Валерию с такими сражаться не приходилось даже в Туркестане. Отодвинув ветку, капитан обнаружил стоящую вдоль дороги колонну из шести грузовиков, ни на что не похожих. Нет, похожих, конечно, на армейские «НАЗ-5», только раза в два больше, с колесами почти в рост человека, на покрышках громадные грунтозацепы, линии капота, крыльев и кабины плавностью изгибов напоминают дорогой лимузин. Совсем странные машины. Да и бог с ними, если б сами по себе. Шесть таких машин примут в кузова не меньше сорока человек каждая. Столько их и болталось вокруг, двести с лишним. Да не просто болтались, готовились к своей работе.

Не солдаты призывного возраста, мужики тридцатилетние и старше, в ношеных камуфляжах, бородатые, головы обвязаны зелеными повязками. А уж оружия на них!

Пистолеты, гранатные сумки, ножи, автоматы неизвестных систем, вдобавок чуть не каждый пятый имел при себе ручной пулемет. Уварову не составило труда понять, что именно пулемет, однако конструкция… Видно, что машина намного мощнее и совершеннее, чем даже экспериментальный немецкий «МГ-88». Вместо сдвоенного барабанного магазина сбоку торчит прямоугольная коробка патронов на двести, а то и больше, зависимо от калибра.

Говорят на непонятном Уварову языке, не европейском, не тюркском даже, в котором, однако, то и дело проскакивают русские матерные выражения.

И что делать будем?

На мине подорвалась только одна легкая вездеходная машина. Убитые и раненые сложены в сторонке, санитар или просто любитель мотает бинты.

Уваров понимал, эти волки по дороге больше не пойдут. Сейчас докурят, закончат совещаться и двинутся через лес, цепью. Как же иначе? Он и сам так же распорядился бы.

Ну, двести, триста, не так и страшно. В лесу, против подготовленной обороны. Два к одному. Мы и десять к одному видели, а до сих пор живы! Упрутся в позиции «печенегов», кровью умоются. Страшнее была непонятность противника. Видел он «освободителей Южного Туркестана», «урянхайскую народную гвардию», «тигров Синцзяна», но то была людская мелочовка. Хилые монголоиды в рваных халатах и малахаях, надвинутых на уши. Винтари и автоматы у них были, особого страха кадровым солдатам не внушающие. «Энфильды» — те да! Так по уму стрелять из них умел один из тысячи. Боестолкновения тоже происходили скорее ритуально, чем всерьез. А глядя на этих, капитан думал: «Хреновая война пойдет, очень хреновая. Как попрут, как попрут, долго ли устоят мои парни?»

В свои двадцать пять лет Уваров ощутил себя настоящим отцом-командиром, отвечающим за все.

Пожалел, что не взял с собой безымянного прапорщика с пулеметом. Вот тогда и засадил бы от всей души из «ДП-47» вдоль колонны. Тридцать метров, и целиться не надо. Как из пожарного брандспойта.

Очень неприятно видеть профессиональному гуманисту, когда люди, пока еще не ставшие преступниками (а ставшие все равно имеют право на адвокатскую и судебную защиту), вдруг валятся на асфальт. Убитые, по преимуществу.

А их пулеметы, нас еще не убившие, следует считать только сувенирами, которые спортсмены-коллекционеры носят на плече из пристрастия к такому виду спорта.

К счастью, гуманистов поблизости не было. Уваров начал стрелять справа налево, хотя его учили делать это наоборот.

«Дегтярев» стучал ровно, с короткими паузами, и крепкие люди в камуфляжах послушно падали. И целиться не требовалось, не позволяй стволу уходить вверх — и все! Доплевал верный автомат свои семьдесят два, ни разу не дав осечки или перекоса. Валерий успел даже сменить диск, пока они опомнились.

Залегли в кюветах и между колесами машин, все, кроме тех, кому ложиться уже не требовалось, и дали из всего, что было! Только капитан тоже не дурак и не самоубийца, он перекатился несколько раз винтом, укрылся за ближайшим холмиком, вскочил и побежал, лавируя между двухобхватными стволами.

Тучи пуль секли ветки, с чмоканьем впивались в деревья, клочьями летела толстая кора. Но все это — в пустой след, шансов поймать шальную пулю в дремучем бору куда меньше, чем выиграть главный приз в новогоднюю лотерею.

Нет, удачно получилось! Штук пятнадцать он положил насмерть точно. Доложить можно было и про тридцать, но для себя… При темпе огня и рассеивании если одна из пяти пуль попала — хорошо.

Зато сразу расставил все по местам. Показал, кто в лйсе хозяин. И чья инициатива. Какие там ни будь у врага командиры, думать им сейчас и думать. Разведку выслать, хоть на полкилометра, подождать, когда вернется, обсудить диспозицию…

Добрался до окопчика, который наметил своим КП, на возвышенности левее изгиба дороги. Видимость метров по двести в каждую сторону. И позиции отряда просматриваются неплохо. Располагались в темноте, потому рельеф местности учли не в полной мере, и сейчас офицеры по собственной инициативе перемещались в пределах выделенных участков, выбирая укрытия понадежнее и сектора обстрела пошире. На то и «печенеги», чтобы «не держаться приказа, яко слепой — стенки», как любил выражаться Петр Великий.

Замаскировались, насколько это возможно в припорошенном снегом лесу. В ответ на шум и грохот учиненного Уваровым боя взвели затворы, выключили предохранители, вкрутили запалы в ручные гранаты.

Бессмысленная, но плотная стрельба у дороги стихла резко, явно по жесткой команде. Сообразили, что деревья расстреливать бессмысленно. Сейчас посчитают потери, перекурят еще раз, потом двинутся. Пятнадцать минут верных имеем…

Свистком подозвав взводных и командиров отделений, Валерий в нескольких словах рассказал об увиденном.

— Противник непонятный, потому — особая бдительность. Фланги загнуть, на случай обхода. По два человека от каждого отделения — сюда, в подвижной резерв. С гранатами поосторожнее, бросать только на открытом пространстве, а то от дерева отскочит, своих больше, чем врагов, поубивает. Если не смогу непосредственно руководить боем, разрешаю организованный отход рубежами, когда патронов останется меньше двух магазинов на ствол. Пункты боепитания — здесь, здесь и здесь. Никаких контратак без ясно выраженного приказа. При подходе противника огонь открывают только те расчеты, в чьем секторе он движется. Строго прицельно. Общую схему обороны не раскрываем до последнего. Первый выстрел — мой. Все ясно?