Хлопок одной ладонью. Том 2. Битва при Рагнаради - Василий Звягинцев

Затевахину тема была близка, и не на базарном уровне газет «Завтра» и «Совершенно секретно», а по-настоящему. Теоретическую базу он довел до ума уже к девяносто седьмому году. Теперь требовались солидные деньги для перевода исследований в стадию практической реализации.

При этом он вполне понимал как ценность, так и опасность своего открытия. Особенно в нынешних российских условиях.

Но какого настоящего ученого останавливали абстрактно-гуманистические соображения? Если можно сделать — нужно сделать. Что дальше — видно будет. Проблемы следует решать по мере их поступления.

(Шульгин подумал, что все они тут одинаковы, и ученые, и не очень. Левашов, Маштаков — придумали свои игрушки, и случилось то, что случилось. Он сам и Андрей ничего не изобрели, но как только поняли, что умеют нечто «не совсем человеческое», тоже соблазна не избегли, а главное — не стремились его избегать. Совсем наоборот.)

Ничего не оставалось Затевахину, как обратиться к директору.

Тот хоть и был специалистом совсем в другой области, быстро разобрался и в сути вопроса, и в «непредсказуемых последствиях», как любят сейчас выражаться люди, прямой обязанностью которых является именно предвидеть и предсказывать результаты собственной деятельности.

Побеседовали они вполне плодотворно, и деньги директор нашел, приняв, естественно, необходимые меры предосторожности в рассуждении «утечек» и несанкционированного разглашения. А также и для обеспечения собственных интеллектуально-финансовых интересов.

Два следующих года ушли на изготовление, отладку, клинические испытания изделия «ГНП».[122]

Эффект полностью соответствовал гипотезе исследования. Практически любому человеку без предварительной подготовки можно было внедрить в сознание и подсознание программу поведения почти любой степени сложности, причем изюминкой идеи было то, что она не отторгалась высшими структурами личности как неприемлемая. Подобным образом некоторые химические вещества и вирусы «умеют» встраиваться в организм, не привлекая внимания иммунной системы.

Программы могли быть частными и общими, одноразовыми или рассчитанными на определенный срок, после чего автоматически стирающимися, а также и окончательными, пожизненными.

Дальнейшего Шульгину объяснять не требовалось, поскольку лежало в русле его представлений. Он только с чувством легкой печали подумал, сколь же изощренно-изобретательное существо — хомо сапиенс. Только на протяжении пяти последних лет Сашкиной жизни появились CПВ Левашова, генератор Маштакова, иного типа генератор Лихарева, «верископ-веримейд» Бубнова — Ляхова. Теперь бывший сослуживец такую чертовню создал.

Так это ведь только то, о чем мы знаем, с чем столкнуться придется. А в каких конурах, подвалах и научных центрах трудятся непризнанные гении над вечными двигателями, сухим бензином, карманными сигмадеритринитаторами[123]и безвредными для здоровья витаминизированными наркотиками?

Кончать со всем этим надо! Учинить в двадцать пятом году грандиозную техническую контрреволюцию, раз и навсегда (ну пусть на срок собственной жизни) остановиться на достигнутом. А книгочеев (вне пределов специально устроенных резерваций) к ногтю, как в Арканаре.

— Пожалуй, вступление слегка затянулось. Давай к делу. Адреса, пароли, явки. Кто тебя завербовал, как, каким путем сюда переправил? Какое задание, общий смысл операции…

— Какие у меня адреса и явки, откуда? Дело я свое сделал, пришло время подумать о патентовании. Я тут совсем не спец, обратился к директору, посоветоваться. Он мне в деликатной форме объяснил, что я или совсем дурак, или умело прикидываюсь. Какие патенты? Пока изделие в наших руках, и оно и мы чего-то стоим. А как только, так сразу… Сиди и молчи, я сам придумаю, что делать. И выдал премию, по моим обстоятельствам — роскошную. Зеленым налом, без всякой ведомости.

— Очень правильно поступил. И что потом?

— Потом, через месяц, кажется, а то и раньше, сообщил, что кое-что наклевывается, есть фирма, заинтересовавшаяся товаром. Я, разумеется, спросил, о чем речь? Продавать — я не согласен. И если без меня вздумает — ничего не выйдет. Программы переводить в нужные импульсы только я умею, процесс происходит непосредственно в присутствии пациента, аппарат настроен на мои ментаритмы. Если меня устранить — останется только железо. Если заставить работать под дулом пистолета, я в состоянии перепрограммировать любого в радиусе прямой видимости…

«Дельно, — подумал Шульгин, — Ляхов с Бубновым примерно те же меры принимали».

— Сработало? — спросил он.

— Нормально сработало. Рисковать — себе дороже, так что машина — только в комплекте с хозяином. Обижать меня нельзя, как и нервировать, допустимо исключительно холить и лелеять…

— Тогда не понимаю, для чего тебе персонала три десятка? Раз все на тебя замкнуто…

— Мое ноу-хау. Я придумал, как дистанционно ставить и снимать блокировку с аппаратов. Теперь в определенных условиях работать на них может любой достаточно подготовленный оператор, но только, скажем, час или два, как поставлен таймер. Время вышло — вырубается. Глухо.

— Пароль доступа из тебя выбить можно?

Затевахин злорадно рассмеялся.

— Никоим образом. Все здесь, — он постучал себя по лбу. — И наложено на альфа и прочие ритмы. Только прямая команда от меня каждому аппарату.

— То есть ты жив, пока твои услуги востребованы. Минет нужда — шлепнут…

Леонид Андреевич скорчил постную мину.

— Фатум…

— Хреновата ваша вата, сквозь нее проходит дым, — вспомнилась вдруг странная по общему смыслу, но вообще-то уместная почти на любой случай присказка давнего приятеля. — А наши ребята, которые сейчас с твоими помощниками занимаются, что смогут из них выколотить?

— То же самое. С техникой разберутся, с программами — у которых срок не вышел. И точка.

— Да и не очень хотелось. Живы будем, вместе посмотрим. Нет так нет. Нам твоя штука в принципе не нужна. Разве из любопытства. Другое интересно — что за фирма товаром заинтересовалась?

Шульгин умел выстраивать длинные цепочки вроде бы и посторонних рассуждений, а в конце резко возвращаться к исходной точке. Часто это приносило желаемый эффект. И Затевахин, настроившийся на другую волну, словно бы ткнулся лбом во внезапно закрывшуюся дверь.

— Если бы я знал. Очень солидный представитель, а может и сам гендиректор в кабинете сидел, не из ФСБ, не иностранец, не из братков, культурный и образованный человек, нашего круга. Мог бы и за ученого сойти, но скорее менеджер вышесредней руки. С полным пониманием выслушал мои, по сути обстоятельств туманные речи, спросил, в какую сумму я оцениваю свои услуги. В чем, спросил я в ответ.