На краю одиночества - Екатерина Лесина

– Понятия не имею. Если бы я мог доказать…

– Но ты не можешь. И ведешь себя… как холоп. Простолюдину позволено выплескивать эмоции, не заботясь о том, как он выглядит в глазах окружающих. Но чтобы граф настолько забылся… Впрочем, если вспомнить, что ваш род еще довольно молод, то некоторая истеричность вполне простительна.

– Ненавижу тебя.

– А говорил, что любишь.

– Это было давно, когда я думал, что моей любви хватит на двоих.

– Не хватило, – это было произнесено спокойно.

– Не хватило… – отозвался отец. – Иногда я думаю, человек ли ты вообще.

– Человек.

Матушка присела на край кресла. Олег видел прямую ее спину. И тонкую шею, которую обвивала жемчужная нить. Дома матушка предпочитала украшения простые.

– Тогда почему ты такая?..

– Какая?

– Холодная.

– Замерзла, – она коснулась сердца. – Наверное, я бы хотела чувствовать, снова чувствовать, но это не зависит от меня.

Отца Олег не видел.

Он прижался к стене, понимая, что если его обнаружат, то вряд ли похвалят.

– Что до твоей пассии, то ее присутствие никоим образом не мешало мне. Напротив. – Матушка поднялась, и шелка длинной ее юбки коснулись ковра. – Мне было выгодно ее присутствие. Ты больше не требовал от меня близости и исполнения долга, который называют супружеским. У тебя появилась женщина, готовая взять эту неприятную сторону жизни на себя. Эта женщина знала свое место и не претендовала на большее. Она занялась детьми, избавив меня еще от некоторых забот. Так отчего бы мне желать ей смерти?

– Слухи…

– Ходят уже давно, – отмахнулась матушка. – И не скажу, что столь уж они интересны. Многие мужчины обзаводятся любовницами. В будущем, конечно, могли бы появиться вопросы о дочери, если бы проявилось ее сходство с той женщиной, но, возможно, к этому времени ты бы сменил предпочтения. В любом случае ее смерть – куда более неприятный для моей репутации инцидент. Многие подумают так, как ты. А быть обиженной женой и быть убийцей – это совсем разные вещи.

* * *

– Она лгала. – Олег облизал губы. – Я знаю, что она лгала, она всем лжет, что не способна испытывать эмоций. Способна. Еще как. И она завидовала Дарье. Дарью любили. Все. Сперва прислуга к ней не слишком была расположена, но… матушку боялись, а Дарью любили, понимаешь? Любовь нельзя купить. Любовь… она ведь тоже власть. А властью матушка не стала бы делиться.

И Анна поверила.

Не стала бы. Ни властью, ни людьми, которых полагала своими. И еще подумала, что ей, пожалуй, несказанно повезло, когда ее решили выкинуть. Что стало бы с Анной, если бы ее оставили?

Позволили бы ей жить?

Или тоже сочли бы недостаточно талантливой, несоответствующей положению?

Экипаж двигался, но как-то слишком уж медленно. В обход? Но отчего?

– Потом мы просто жили. Отец все время работал. Мне кажется, так он пытался меньше времени проводить дома. Нет, наш дом был идеален. У матушки отличный вкус. И все соседи восхищались что домом, что ее вечерами… Нам, правда, запрещалось покидать детские комнаты.

Олег икнул и прикрыл рот ладонью.

– Извини… я плохо переношу алкоголь.

– Зачем тогда пьешь?

– Пьяному легче противостоять. Да и… я слабый. Я должен был ее остановить еще тогда, а не смог. Сначала и вправду не понимал, что она делает и зачем. Потом… мне было двадцать, когда случился очередной приступ.

* * *

Как маг Олег оказался совершенно бездарен. Сила в нем имелась, но такие крохи, что наставник лишь разводил руками.

Медитации не помогут. И травы.

И ничего не поможет, включая сырые артишоки и салат из мидий. Следует признать очевидное и оставить мальчика в покое. Со скрипкой у него получается куда как лучше, чем с магией.

Скрипка в его руках творит воистину волшебство.

Матушка прогнала наставника и стала заниматься сама. До изнеможения, до головных болей, которые сперва появлялись время от времени, а после и вовсе не прекращались.

Горькие отвары. Упражнения. И вновь отвары.

Сырая печень, от которой Олега выворачивало, но матушка лично следила, чтобы он ел. После печень стали приправлять сырым же яйцом и рубленой зеленью.

Отец не вмешивался.

– Твоя слабость происходит единственно от твоей лени. – Матушка если и заговаривала, то лишь затем, чтобы объяснить Олегу, насколько он ее разочаровывает. Вновь разочаровывает. – Даже у Ольги получается лучше…

Ольгин дар был светлым и чистым, что родник. Наверное, именно это матушку и злило.

– Дыши ровнее. Спину держи. Не забывай о концентрации… любой дар можно поднять.

И он держал. Дышал.

И потерялся. В какой-то момент Олег вдруг перестал ощущать собственное тело. Он словно ухнул в уютную тьму, в которой так легко потеряться. И Олег с радостью потерялся, потому что именно там не ощущал ни боли, ни страха, ни раскаяния.

Тьме было все равно, получается у него или нет. Станет он магом или нет…

А еще она позволила себе играть. Олег создал скрипку и мелодию, колыбельную для тьмы.

– Ты понимаешь, что еще немного – и мальчишка ушел бы? Просто ушел бы? Ты довела его до грани своими непомерными требованиями!

Дед заставил тьму отступить.

Матушку тоже. Хотя тьмы было жаль. Она умела слушать куда лучше людей. Олег даже вздохнул.

– Непомерными? Да он…

– Он просто не может сделать того, что ты хочешь. Признай это, наконец, и оставь мальчишку в покое. И девчонку тоже. Я вижу, как ты на нее смотришь.

– Папа!

– Однажды я сделал ошибку, но повторять ее не стану. Тронешь ее, получишь проклятие. И на этот раз избавить тебя от него будет некому.

Олег притворился, что он еще во тьме.

– Она меня раздражает.

– Отошли. Найди пансион поприличней. И отошли. Так будет лучше для всех.

– Просто отослать…

– Просто отослать. – Дед держал Олега за руки, и откуда-то Олег знал, что именно эти руки, теплые, горячие даже, и не позволяют ему вернуться.

– Он оставит все ей…

– А что ты хотела? Родная кровь все-таки.

– А Олег? Что будет с ним?

– Это зависит от тебя. Позволь мальчишке заниматься тем, что ему нравится. Он и вправду талантливый музыкант.

– Музыкант?! Ты сам себя слышишь? Князь… и музыкант.

– Почему бы и нет? Действительно талантливых музыкантов в империи куда меньше, нежели князей.