Любовь под зонтом - Иринья Коняева

— Это всё, конечно, хорошо, но ночевать будешь дома. Я понимаю, что у вас сейчас ничего святого нету, но не дело это — к парню бегать. Пусть ухаживает, как положено. А там посмотришь. Может, пройдёт влюблённость и чувств не останется.

Про себя Настя кипела. Каждое слово матери отдавалось в груди яростью. На каждую фразу был готов дерзкий ответ. Страстно хотелось швырнуть матери в лицо обвинение. Да только боялась девушка услышать правду. Кислотой разъедала мысль, что у неё может быть другой мужчина. Не отец. И язык не поворачивался. И слёзы наворачивались на глаза. И ныло сердце. И сводило спазмами желудок.

Не верилось, что печётся родительница о её благе, а вот о своём собственном — куда больше походило на правду. Настя разрывалась. Сохранять лицо становилось сложнее с каждой минутой. Неделя безоблачного счастья сменилась жестокой прозой жизни, и она задыхалась, словно в прямом смысле слова рухнула с небес на землю, больно ударившись.

— Чего молчишь? Нечего сказать? — подзуживала мать, провоцируя на скандал, из которого однозначно вышла бы победителем. Настя вкуса к ссорам никогда не имела и частенько терялась, не могла подобрать аргументов.

И почему–то именно этот мамин приём, знакомый с детства, позволил взять себя в руки. Девушка пару раз глубоко вздохнула и неожиданно спокойно произнесла:

— Мне есть, что сказать, но я не хочу с тобой ссориться. Я почти не спала после долгого перелёта, но тебе, конечно же, до этого дела нет. — Мать вспыхнула, сверкнула глазами, но Настя полным безразличия голосом закончила диалог: — Пойду к себе. И, мама, — она посмотрела на родительницу без какого–либо выражения, — как только я устроюсь на работу, хочешь ты того или нет, я съеду. К Диме или на съёмное жильё — не суть важно.

Закрывала дверь в спальню Настя медленно и осторожно, опасаясь хлопнуть ею изо всех сил. Безумно хотелось выплеснуть ярость простым и доступным способом, но девушка сдержалась. И так сказала лишнее. Хватит.

Отсидеться в «убежище» не удалось. Мама нагрянула с заданием минут через десять:

— Пришла в себя? — едко спросила мать и, не дожидаясь ответа, дала задание: — Купи билеты, надо братьев отвезти к бабушке на лето. И так из–за твоего Таиланда пришлось отложить поездку на неделю.

«Твоего Таиланда» прозвучало особенно язвительно и зло, с упрёком, но Настя держала себя в руках, понимала — мать будет ещё долго попрекать и изводить, срывая злость за её непослушание.

Вообще Настя не понимала, куда делась её заботливая, хорошая, добрая мама. Нет, она всегда была строгой и требовательной! Но такой… Настя даже про себя не могла назвать её поведение стервозным, но эгоизм и сварливость матери в последнее время определённо зашкаливали.

Когда это началось, она точно не могла сказать. Или не заметила, погрузившись с головой в учёбу, или не догадалась, что вся эта злость и нетерпимость не являются следствием только лишь одной усталости от двух работ. Или просто не хватило житейского опыта.

Определённо, стоило разобраться и найти причину, из–за чего мать стала такой, а потом уже делать выводы и обвинять в чём–либо, решила Настя.

— Тебе как взять: в пятницу туда, в субботу вечером назад или на утро воскресенья? — уточнила она, выползая из–под одеяла, под которым устроилась с телефоном — писала Маришке.

— А разве я сказала, что поеду я? Ты не учишься, значит, ты и отвезёшь. А я работаю.

В отличие от Насти, мама дверью хлопнула, но желаемого эффекта не добилась — дочь так устала, что просто уже не была способна на сильные чувства, да и под одеялом её немного растомило.

Уточнив у подруги, не изменилось ли расписание консультаций, Настя зашла на сайт РЖД. Здраво рассудив, что у бабушки с дедушкой она сто лет не была, а потом выйдет на работу, и не ясно, когда сможет приехать в следующий раз, Настя позвонила куратору по диплому и перенесла встречу на более ранний срок.

Билетов осталось не так много, стоило поторопиться с покупкой, но она сперва написала Диме. Через пару секунд раздался звонок.

— Поехали вместе! — сходу предложил парень, ни словом не обмолвившись о её утреннем побеге.

— Э, а где ты там жить будешь?

— Могу в гостинице, но лучше с тобой, если у тебя продвинутая бабуля, — нашёлся Димка, и Настя улыбнулась, представив в подробностях мимику, с которой он произносил эти слова. — Представь, как здорово нам будет возвращаться в купе вдвоём, — соблазнял бархатный голос.

— В купе вчетвером ездят, а мы вообще поедем в плацкарте. Так безопаснее.

— Назад поедем в СВ. Блин, плацкарт — отстой, Насть. Давай я куплю всем билеты в купе?

— Не выдумывай, пожалуйста. Я поговорю с бабулей, если она разрешит, скажу, если нет — то и смысла тебе ехать никакого. Там глухая деревня, гостиниц нет.

Как наяву девушка представила картинку: домик бабули с дедулей, а за воротами, через протоптанную людьми и животными дорогу, разбита палатка, где Димка сторожит её честь и достоинство. Ревнивец хренов!

— Скажи, что я готов помогать копать, строить, э… Что там ещё делают? Ой, только коров доить не буду! — воскликнул Димка испуганно. — Всё могу, но не такое, ладно?

— Тебя ещё никто не позвал, дорогой, — смеясь, отвечала ему девушка.

— Так, а сеновал там есть? Скажи, что готов на сеновале спать. Так ведь раньше делали и жили как–то, так что и я смогу! — уверенно заявил Димка и тут же сменил тон на ласковый, искушающе–мефистофелевский: — А ты будешь ко мне по ночам приходить, обнимать ласково, целовать жарко…

Хоть Настя и понимала, что всё это — обычные шалости и шуточки, тело отреагировало пронзительно–остро, стремительно. По всему выходило, если Димка поедет с ней, от бабушки с дедушкой не утаить правды, не сослаться на дружеское общение. Да и глупо думать, будто кто–то может усомниться в природе их отношений, уж больно глаза