Трактир «Разбитые надежды» - Владимир Свержин

– Слушаю вас, мисс Амалия.

– Я пришла поговорить по поводу урожая. Вывезенная с Земли почва уже практически истощена, ее бесполезно удобрять. При этом население растет. Блокирование гена старения грозит станции голодной смертью. Мы пробуем экспериментировать с лунным грунтом, поднятым из глубин во время разработки месторождения гелия-3, но это изначально непригодная почва, без структуры, без органики. Боюсь, что уже в этом месяце количество синтетической пищи возрастет до семидесяти процентов от общего рациона.

Эдвард Ноллан III молчал, слушая неутешительные прогнозы. Впрочем, прогнозы ли? Он, наконец, вспомнил место работы мисс Амалии. Она была одним из ведущих специалистов агросектора, отнюдь не руководителем, которому по статусу положено сообщать подобные вести главе организационного комитета станции. Для нее обращение к самому высокому руководству было криком души.

Отчаявшаяся мисс Мак-Грегор не видела иного пути отыскать ответы на мучившие ее вопросы.

– Благодарю вас за вашу откровенность и заботу о деле. – Эдвард Ноллан III отвел глаза в сторону океана. Ему вспомнилась вчерашняя беседа с отцом – главой лунной базы. Они стояли под самым куполом, далеко на горизонте восходила Земля, такая манящая неведомая родина, когда-то прекрасный сад, а ныне мертвая глыба. Вращающийся по своей вечной орбите громадный спутник Луны. Эдвард Ноллан III знал, что отец, покинувший Землю еще совсем мальчишкой, мучительно тоскует по ней, и каждый день приходит на смотровую площадку, чтобы поглядеть на восход родной планеты.

– Тишина? – увидев сына, без особой надежды спросил он.

– Полная, – нехотя подтвердил глава оргкомитета. – Ни одна из 24 оставленных станций не подает сигнала.

– Как ты думаешь, почему, Эдди? Ведь они построены со всеми возможными предосторожностями. Каждая из них годы может работать в автономном режиме. Неужели там больше никого не осталось?

Сын лишь пожал плечами.

– Наблюдения пока не дают точного ответа. Нельзя с уверенностью сказать ни да, ни нет. Но, возможно, разумной жизни, в нашем понимании, и правда не осталось. Возможно, нынешние обитатели – дикие монстры, пожирающие друг друга. Кто знает, какие там сейчас атмосфера и уровень радиации? В какую сторону пошли мутации? Если амеба со временем стала человеком, то одному Богу ведомо, во что мог превратиться человек.

– Богу… ведомо. Забавно, сынок, очень забавно. Действительно, кому, как не Создателю, знать, во что превратилось его творение. Ладно, все это из области поэзии и философии. Ты что-то хотел сказать мне?

– Нам жизненно необходимы почва и вода. То, что выходит из опреснителей так называемой повторной переработки, даже химически уже мало напоминает питьевую воду. Необходимо снарядить экспедицию на Землю.

– Огромный риск, сынок. Кто знает, чем встретит нас родная планета? Пригодны ли ее природные ресурсы к использованию?

– Всякий раз, когда корабль, залитый под завязку водой, стартует с планеты Европа, не знаешь, сумеет ли он вырваться из поля притяжения Юпитера, шлепнется на него, или останется летать, словно консервная банка, вокруг чертова гиганта.

– Это правда. Но полет на Землю может оказаться не менее, а то и более опасным.

– И все же, отец, позволь, я объявлю набор добровольцев.

– Я должен это обдумать. Был бы жив твой дед…

– Но его уже пять лет нет с нами. Теперь за все отвечаешь ты. Отец, ты все уже тысячу раз обдумал. Ты должен решиться.

* * *

Тиль пел, выводил приятным, внушающим доверие баритоном балладу о том, что воины, погибшие за правое дело в схватке с врагом, не просто ложатся в землю, становясь пищей для червей, не просто сгорают в пламени, уносясь смрадным дымом. Они умирают лишь для своих земных собратьев. Духи героев, превращаясь в белых журавлей, отправляются в небесные кущи. К народу лунного ковчега, под мудрое и доброе правление Ноллана.

Тиль пел, и собравшиеся в густом лесу вооруженные люди внимали ему, должно быть, надеясь уловить в складных речах сказителя и собственную грядущую судьбу. Большинство из тех, кто ждал здесь боя, неминуемого и, возможно, последнего, были немолоды. Всякий в прежние времена хорошо владел оружием, иначе бы просто не дожил до первых седин. Все в нужный момент умели найти укрытие или бежать со всей доступной скоростью. Сегодня каждый понимал: бегство и смерть означают одно и то же.

Впрочем, стойкость и смерть, вероятно, тоже близки по смыслу. Каждый десяток жителей Трактира, готовых обороняться, выбирал своего командира, те – сотника… И вот уже около трех тысяч воинов ушли в Замостье, быть может, для того, чтобы завтра проснуться в небесных кущах на светлом диске Луны. А Тиль все пел и пел, славя имена ушедших, тех, что теперь с интересом взирали с небес, словно оценивая, сможет ли кто-либо превзойти их доблестью и воинскими подвигами.

– Товарищ лейтенант, – сообщил один из бойцов, – на правом фланге замечена группа вооруженных людей.

– Из гарнизона Замостья?

– Никак нет. Поджигатели огнепроводного шнура во главе с Анальгином.

– Надеюсь, что это хорошо, – поправляя кепи, пробормотал Нуралиев. – Как ребята идут?

– Грамотно, товарищ лейтенант. Продвигаются перебежками, тракт пересекли, как вы учили, с оглядкой.

– Это правильно. Наверняка людожеги выслали разведку, помимо тех четверых, которых мы взяли. Жаль, разговорить не удалось! Наверняка есть еще, и очень может быть, что наше передвижение заметили.

Вчера на военном совете предложенный лейтенантом Нуралиевым маневр вызвал бурные споры. Некоторые твердили, что он ничего не даст, разве что утомит немолодых уже бойцов, отвыкших от дальних переходов. Но все же мнение сторонников плана возобладало. И прямо среди ночи, с шумом, воплями и руганью, большой отряд покинул укрепления Замостья и, провожаемый громкими проклятьями, отправился вдоль берега подальше от предстоящей битвы. Вне всякого сомнения, эти передвижения дошли до сведения разведки людожегов. Именно для этого они и предназначались. Но вот то, что должно было укрыться от глаз врага… Пройдя три часа вдоль берега реки, отряд вдруг развернулся и в полной тишине направился в обратную сторону. Теперь он ждал своего часа, отсиживаясь в густом лесу неподалеку от Замостья.

Нуралиев кивнул одному из своих подчиненных.

– Встретить и провести, только не напрямик идите, будто направляетесь к Замостью.

– Есть, товарищ лейтенант, – боец с тонкой нашивкой поперек зеленого лоскута на плече, нагнувшись, побежал в сторону передового охранения.

Лейтенант поглядел на Лилию, стоящую неподалеку в окружении псов. Всю ночь эта девушка, как ни в чем не бывало, шагала в головной части колонны, и стая могучих лохматых псов держалась вокруг нее клыкастой лавой, точно несла на себе прекрасную воительницу. Офицер с почтением смотрел на подругу Лехи. Она стояла, гордо выпрямив спину, и если на лице ее и читалась тревога, то лишь об одном – как там ее ненаглядный Лешага? Нуралиев заметил, что многие воины, практически не скрываясь, глядят на эту необычную девушку. И не так, как Заурбек, тот с Лилии просто хищных глаз не сводил, а с восхищением и немым обожанием.