Альтруисты - Эндрю Ридкер

Уик-энд полностью оправдал ожидания: леса, деревянные хижины, крытые мостики. Они гуляли по заснеженным рощам и заглядывали в антикварные лавки. Ночью спали в обнимку, под четырьмя одеялами.

До Вермонта Альтеры считали, что «завязали» с детьми. Когда спустя несколько недель Франсин узнала о беременности, новость эта мгновенно нарушила идиллию, установившуюся в семье после отдыха на шерстяных пледах мотеля с видом на ущелье Куичи.

— Если честно, я всегда думала, что у нас будет двое детей, — сказала Франсин, опустив тест-полоску с положительным результатом на раковину.

— Не знаю… По-моему, у нас и так полно забот. Денег хватает, да, но и ребенок пока один. А ведь ему еще нужно дать образование.

— Как-нибудь справимся.

— А время? У нас нет времени на двоих детей.

— Если ты будешь чуть больше времени уделять сыну, все получится…

— Куда уж больше! Твоей гиперопеки более чем достаточно.

— Гиперопеки?!

— Ну да. Растишь из сына рохлю.

— Если даже я гиперопекаю, так это потому, что ты недоопекаешь! Я просто пытаюсь восполнить то, что он не получает от тебя.

— Да все он получает!

— Ш-ш-ш.

— Он нас не слышит. А если и слышит, то не понимает.

— Ты его недооцениваешь.

— Ребенку пять лет от роду!

— Он прекрасно все понимает. Я же вижу. Не смей его недооценивать!

За пять лет между рождением Итана и зачатием Мэгги она успела немного разочароваться в муже. Артур выполнял отцовские обязанности, — ограничиваясь необходимым минимумом, — но личность сына его практически не интересовала. Примерно на третий год, когда Итан немного подрос и у него начал формироваться характер, Артур как будто решил, что на этом его работа закончена. Он прекрасно ладил с младенцами, но не с развитыми личностями. Он обеспечивал сына едой, водой и безопасностью, но, как только тот начал карабкаться вверх по пирамиде потребностей Маслоу, моментально откланялся. Подрастающий Итан хотел любви, признания и самореализации, и с этим Артур не мог ему помочь. Вероятно, то были не самые идеальные условия для появления в семье второго ребенка, но Артур решил не настаивать на аборте. Жена забеременела и хотела рожать, это ее тело — так и быть, она победила.

— Ладно, — вздохнул он, но Франсин услышала в его ответе другое: «За тобой должок».

В основе их брака лежала модель бартерной экономики. Домашние обязанности в нем были деньгами. Активное родительство могло быть деньгами. Деньги тоже были деньгами. Я приготовлю ужин, если ты сходишь в магазин. Я сделаю и то и другое, если ты почитаешь Итану. Все в каком-то смысле продавалось и покупалось. В те годы Артур зарабатывал больше Франсин, и это накладывало определенный отпечаток на их отношения. Франсин больше времени проводила с сыном, что тоже накладывало отпечаток, только другой, одновременно более и менее значительный, чем доходы Артура. Долги накапливались. Что-то они прощали друг другу, что-то нет, но ни о чем не забывали. Франсин всегда помнила о наследстве отца и особенно часто вспоминала о нем во время подобных переговоров. Она так и не рассказала Артуру о наследстве, потому что он никогда не спрашивал — то есть он никогда не спрашивал о Месснере. Поначалу она была ему даже признательна, но теперь это начало ее беспокоить. Разве мужу не хочется знать, чем она занималась целый год? Разве его совсем не волнует этот незнакомый мужчина, которого он обнаружил в квартире любимой? «Будь по-твоему, — время от времени думала Франсин. — Я ничего тебе не расскажу. Ничего».

Оплатой всех семейных счетов и налогов занималась Франсин, что и позволило ей сохранить инвестиционный портфель в тайне. План Месснера работал. Купленные им акции с каждым годом росли, а во время экономического бума и вовсе превратились в состояние. Когда в семейных отношениях царил мир, Франсин грызла совесть. Что она за человек, если скрывает от мужа такое — особенно учитывая, как они живут? Тратят на детей все, что имеют, — подобно большинству своих знакомых. Однако в плохие дни — когда они с Артуром скандалили — деньги были ее единственной отрадой и успокоением. В случае развода Франсин будет финансово обеспечена. Ее дети будут обеспечены. А потом вновь наступал хороший день: Артур показывал Итану, как чинить игрушечный будильник, тот изумленно смотрел на разложенные перед ним пластиковые детальки, а Франсин думала: «Зачем мне вообще нужны эти деньги?»

Во второй раз все было иначе. Франсин заранее сделала маникюр и педикюр, пять ночей кряду спала по десять часов в сутки и одним ясным октябрьским утром практически без боли произвела на свет Мэгги Руфь Альтер. На сей раз она знала, что ее ждет, и задала все нужные вопросы про анестезию. Присутствие доктора Малуфа превратило родовую палату в более чем приятное место, где она была не прочь провести какое-то время и где ей хотелось показать себя с лучшей стороны (решение косметических вопросов неожиданно эффективно отвлекло ее от физической боли).

— Она красавица, — подмигнул доктор Малуф, когда все закончилось. — Совсем как мама.

— Полегче, — буркнул Артур.

Хотя прежние достижения мужа на поприще отцовства были весьма сомнительными, Франсин вновь в него поверила. Ей просто ничего больше не оставалось. Когда пришло время, Артур действительно подсуетился: в день появления Мэгги на свет подарил Итану набор небольших египетских фигурок из сувенирной лавки при Музее изобразительных искусств.

— Это тебе подарок от сестры, — сказал он доверчивому шестилетнему сыну. — Так она благодарит тебя за то, что ты впустил ее в нашу семью.

Франсин ничуть не расстроилась, что эту фразу и сам приемчик он позаимствовал из книжки про воспитание детей. Получается, он все-таки читает эти книжки! Замечательно! Она даже не стала придираться к подарку: бронзовые фараончики оказались совсем мелкие, и ребенок мог запросто их проглотить. Забота Артура ее тронула. И слова про «нашу семью» тоже. Ночью Итан забрался к ним в кровать, и под грохот батарей, по которым бродили пузыри воздуха, они спали все вместе, грея друг дружку.

Франсин была счастлива, что у нее родилась дочь, и испытала похожее чувство духовного родства — как в тот день, когда на свет появился Итан. Все-таки два — очень хорошее число, подумала она. Хотя у Итана уже появились некоторые черты единственного ребенка, теперь у него есть сестра. Франсин прямо млела от счастья, когда он просил у нее коляску и катал сестренку вокруг пруда Джамайка. «Нарезать круги», так он это называл.

Дети, впрочем, оказались совершенно разными. Подрастая, Мэгги становилась все воинственней и задиристей. Мать она слушалась, а вот с отцом всячески (и с большим удовольствием) испытывала границы дозволенного. Там, где Итан уступал, она своевольничала. Артуру волей-неволей пришлось активнее принимать участие в ее воспитании. Итан был совершенно самодостаточным ребенком, мог часами сидеть неподвижно и думать о чем-то своем. Мэгги же ни на минуту не оставляла Артура в покое, донимала его бесконечными «Почему?» в ответ на любые его слова — он видел в этом не просто детское любопытство, а желание во что бы то ни стало вывести его на чистую воду. Многие дети считают своих родителей всезнающими и всемогущими небожителями, но Мэгги поставила себе целью найти и обозначить пределы отцовских знаний (при этом она совершенно точно обожествляла мать). Если Артур и принимал ее вызов, то делал это неохотно, скрепя сердце, однако Франсин радовалась уже тому, что они просто проводят время вместе.