Очаровательная дикарка - Николь Джордан

Усилием воли, оторвав взгляд от Дэймона, она уставилась на мерцающие огоньки. Дэймон пробудил в ней чувственность, именно благодаря ему она впервые узнала, насколько сильно ее женское очарование, и сейчас он снова пытался разбудить в ней дремлющую страсть. Но проблема в их взаимоотношениях оставалась прежней: его влечение к ней основывалось лишь на физической страсти, а ей хотелось большего. Намного большего. Придвинувшись ближе, Дэймон снова привлек ее внимание.

— Доверься мне, Эль. Все, чего я сейчас хочу, — доставить тебе удовольствие.

Элеонора почувствовала, что от этих слов у нее пересохло во рту. Она-то думала, что именно ей выпадет роль соблазнять Дэймона, а на деле вышло совсем наоборот — он взял инициативу в свои руки. Его улыбка по-прежнему манила, а голос опять стал хриплым.

— У тебя восхитительные глаза. Этот ярко-голубой оттенок просто бесподобен.

Элеонора вдруг подумала о том, что у него глаза были черными и порочными.

— У тебя самое роскошное на свете тело, и я бы с удовольствием сейчас прижал его к себе…

— Дэймон… этого не произойдет.

— Это неважно, — улыбнувшись, сказал он. — Мне достаточно вообразить, как это все могло бы быть… Я до мельчайших подробностей представляю, как занимаюсь с тобой любовью. Ты хотела бы услышать, что бы я сделал, дорогая? Как бы я любил тебя?

Элеонора была не в силах что-либо ответить. Казалось, она лишилась дара речи.

Очевидно, Дэймон принял ее молчание за согласие, поскольку страсть с новой силой засверкала в его глазах, и он продолжил:

— Если бы я занялся с тобой любовью, то непременно на мягкой кровати, что кардинально отличалось бы от наспех совершенного акта в гондоле аэростата. Конечно же, то, что произошло под куполом воздушного шара, прекрасно, но далеко не идеально… Сперва я бы медленно раздел тебя и поцеловал каждый дюйм твоего прелестного тела, начав с грудей. Я бы стал гладить их, разжигая твое желание. Затем я бы заласкал губами твои соски…

От одной мысли об этом пальцы на ногах Элеоноры нервно сжались. Она почти физически ощущала, с какой сладострастностью его губы прижимаются к ее уже налившимся соскам.

— Я бы заставил твои груди налиться желанием, Эль. Они стали бы тяжелыми и горячими в моих руках… И я представляю себе твою реакцию на эту ласку. Ты бы стонала, а я бы продолжал до изнеможения мучить губами твои соски.

Элеонора увидела эту волнующую картину. Однако ей не следовало слушать его сладкие речи, она помнила, к чему это может привести, насколько опасным и чувственным мог быть Дэймон. Но у нее не хватило сил остановить его, и он продолжал описывать, как они занимаются любовью.

— Следующее, что бы я сделал, это скользнул рукой между твоих ног, чтобы убедиться, что ты уже влажная и готова меня принять. Я бы дразнил твой клитор пальцами, пока ты не застонала бы от голодной страсти ко мне. А затем я бы прильнул к нему губами и стал возбуждать тебя уже языком.

Все мышцы Элеоноры напряглись, как пружины, едва она представила, как Дэймон ласкает ее горячую плоть языком так, как он уже однажды делал.

— Наслаждаясь твоим вкусом, я услышал бы, как ты задыхаешься от удовольствия. А потом, когда ты была бы не в силах вытерпеть эту сладкую пытку, когда ты опьянела бы от наслаждения, медленно вошел бы в тебя, намеренно продлевая этот момент. И когда мой член заполнил бы тебя, Эль, мы начали бы двигаться вместе, как будто мы одно целое, и уже нельзя было бы сказать, где я, а где ты…

Жар охватил тело молодой женщины, в нем бешено пульсировало желание. Дэймону все-таки удалось оплести ее паутиной воображаемых картин, пленяя волшебным голосом и блеском черных глаз. Спустя четыре дня эти темные глаза все еще хранили воспоминание об их первом сексуальном опыте, не давая ей забыть, какими невероятными ощущениями сопровождалась их близость.

Когда он распахнул свой халат, Элеонора поняла, что его фантазии вызвали у него похожую реакцию.

— Посмотри, что ты со мной сделала, любимая… Моя плоть тверда и горит огнем от желания.

Вставший в полный рост великан служил явным подтверждением сексуального возбуждения. Сейчас он показался Эль не просто большим, а огромным, налившимся до предела. И она, как завороженная, не могла оторвать взгляда от этого прекрасного жезла, вспоминая, какие безумные, острые чувства вызывали его движения внутри ее тела.

Затем Дэймон резко сбросил халат с плеч. Когда он встал, в Элеоноре, будто что-то взорвалось. Впервые в жизни она увидела его полностью обнаженным и сейчас не могла скрыть своего восхищения совершенной мужской красотой. Как будто искусный скульптор от души постарался вылепить великолепное тело: широкие плечи, превосходную мускулатуру, упругий живот, узкие бедра и длинные сильные ноги.

Дэймон стоял, не шевелясь, позволяя ей рассмотреть каждую деталь, нежно, страстно и чуть насмешливо наблюдая за ее очаровательной беспомощностью. Элеонора подумала, что если кого и можно назвать красивым, так это ее мужа, Дэймона. Его точеное тело было просто идеальным, крепким, здоровым и очень мужественным. Эль почувствовала непреодолимое желание дотрагиваться до него, ласкать, целовать… Затем ее взгляд упал вниз, сосредоточившись на завитках темных волос, обрамляющих основание его мужской гордости. Казалось, возбуждение переполнило его до краев и вот-вот произойдет взрыв…

У нее перехватило дыхание, когда Дэймон протянул руку, чтобы забрать ее бокал с вином. Поставив его на каминную полку, он нежно взял Элеонору за запястья и притянул к себе.

— Д-дэймон, — запинаясь, произнесла она тихим срывающимся голосом.

— Прикоснись ко мне, Эль! — взмолился он, прижимая ее ладони к своей обнаженной груди и как бы призывая почувствовать на ощупь крепкую мужскую мускулатуру.

— Касания позволены, моя сладкая. Ведь я твой муж, а ты моя жена.

Его тело было гладким и горячим, мощные мускулы играли под шелковистой кожей, и Элеонора не могла не выполнить его просьбу. Он был просто воплощением дьявольского искушения.

Затем Дэймон наклонился ближе, так, что его дыхание коснулось ее волос.

— Ты пахнешь грехом, жена, — прошептал он, уткнувшись в ее висок. — А еще дождем и ароматом знойной женщины.

Его запах тоже показался ей порочным. Ее муж пах мускусом и еще чем-то горячим, непередаваемым словами, окутывающим страстью и нежностью.

Дэймон чуть отступил назад, и от его взгляда сердце Эль неровно забилось. Затем он развязал пояс пеньюара и распахнул его, рассматривая полупрозрачную сорочку, под которой бесстыдно и напряженно были очерчены торчащие соски.

— Если бы я занялся с тобой любовью, то вот с чего бы я начал…

Он поднес указательный палец ко рту Эль и стал медленно погружать его внутрь, во влажные приоткрытые губы. Его прикосновение было легким, изысканным… обжигающим. Затем он взял в ладонь упругие бугорки ее грудей и слегка сдавил их.