Византия. Удивительная жизнь средневековой империи - Джудит Херрин

Далассина приступила к установлению в императорском дворце монашеского режима, что помогло навести строгий порядок в администрации. Она явно играла важную роль в переходе власти к династии Комнина и была еще вполне активна в 1095 г., когда приказала ослепить и выслать Никифора Диогена, устроившего заговор против Алексея.

Эта могущественная дама вырастила не меньше восьми детей, которых она удачно женила и выдала замуж, создав союзы с имперской элитой. Она прежде враждовала с кланом Дука, но впоследствии поняла, что союз ее сына Алексея с Ириной Дукиной укрепит династию Комнинов и даст ей обширную поддержку. Когда Алексей реорганизовал администрацию, то создал ряд новых титулов, которые жаловал только членам своей семьи и своим сторонникам. Анна Комнина в своем труде отмечает преданную службу людей низкого происхождения, даже чужеземцев, оказавшихся в правящих кругах. Хотя она не описала денежную реформу, новая золотая 20,5-каратная монета, которую выпустил Алексей, упоминается в трактате о налогах как Logarike. В трактат включены доклады сборщиков налогов и ответы Алексея, которые показывают, как рассчитывались налоги в провинциях с учетом новых золотых денег. И конечно, Анна превозносит императора за всяческое поддержание ортодоксии, в особенности за противодействие возрождению богомильской ереси. Лидер богомильцев Василий был сожжен на костре.

В области международных отношений Анна привлекает внимание читателей к стабильности и порядку, который навел ее отец после десятилетия гражданской войны. Она подчеркивает его умелые действия еще до восхождения на престол в 1081 г. Хрисовул с привилегиями, данными им Венецианской республике, поставил ее купцов в более выгодное положение, по сравнению с ее же торговцами, но он усилил венецианскую военно-морскую помощь Византии против норманнов. Когда турки ограбили Дамалис на Босфоре, то отец, по мнению Анны, так заставил их отступить: «Он посадил на суда легковооруженных воинов, имеющих при себе только луки и щиты… и приказал им по ночам плавать вдоль берега, скрытно высаживаться, а в тех случаях, когда число турок ненамного превысило бы их собственное, нападать на безбожников и затем сразу же возвращаться обратно.… Еще Алексей приказал объявить гребцам, чтобы они гребли бесшумно…»[48]

Постепенно турки начали отступать, и Алексей сразу велел войскам захватить «городки и поместья»: «Он приказал пехотинцам сесть на коней, орудовать копьем и совершать многочисленные набеги на неприятеля, уже не тайно по ночам, а среди бела дня.… Таким образом… затухавшая было искра могущества ромейской державы мало-помалу разгорелась… Алексей вынудил султана настойчиво просить о мире».[49]

Умело настраивая одного турецкого лидера против другого, император сумел захватить обширную территорию, но не смог помешать падению Икониума в 1084 г., который стал столицей Сельджукского султаната.

Захват Иерусалима турками в 1087 г. подсказал Алексею мысль обратиться к папе Урбану II. По его мысли, все христиане должны были объединиться против мусульманских воинов (см. гл. 24). Это положило начало совершенно новой политике в Византии, которая привела в восточную часть Средиземноморья крупные силы с запада. В 1097 г. с помощью крестоносцев византийский император освободил от турок Никею. Спустя четыре года крестоносцы помогли ему вернуть Анкару, после чего Алексей приступил к восстановлению имперского контроля над северным, южным и западным побережьем Малой Азии. Хотя появление амбициозных западных рыцарей и купцов принесло дополнительные проблемы, Византия в конечном счете оказалась в выигрыше, и Анна по праву воздала хвалу отцу за укрепление связей с западным христианским миром.

«Алексиада» полна захватывающих описаний сражений, дебатов и приемов, искусно приправлена набросками характеров людей, в них участвовавших, описаниями их манер, одежды и философских взглядов. Так, например, после одного досадного поражения, нанесенного печенегами, Георгий Палеолог лишился коня и 11 дней брел пешком, толком не зная куда, пока не нашел убежища у вдовы, сыновья которой тоже участвовали в сражении и спаслись. Она и показала ему обратную дорогу. Анна Комнина также утверждает, что во время вторжения на Кипр узурпатор Рапсомат показал свою абсолютную неопытность в военных делах. Его охватывала паника и начиналось головокружение всякий раз, когда он садился на коня. Она уделяет значительное внимание искусной выдумке, с помощью которой норманнскому лидеру Боэмунду удалось спастись из Антиохии в 1104 г.: распространив слух о своей смерти, норманн лег в гроб, положив рядом с собой мертвого петуха – для трупного запаха, и был отправлен морем в Рим. Анна лишь недоумевает, как ему удалось выдержать такую сильную атаку на свое обоняние. Она заявляет: «В первый и единственный раз видела наша земля подобную хитрость варвара, целью которой было ниспровержение ромейского владычества. Никогда прежде ни варвар, ни эллин не придумывали против врагов ничего подобного, да и будущие поколения, я полагаю, такого не увидят».[50] Анна просто не знала об этой известной уловке норманнов, но регулярно указывала на то, что это хитрый и предательский народ.

В «Алексиаде» она выражает уверенность в важности роли ее отца и приводит много причин, объясняющих, почему не удались те или иные переговоры, потерпели неудачу армии, оказались неосуществленными планы. Она при каждом удобном случае подчеркивает хитрость императора – ему неоднократно удавалось обмануть турок и скифов – и его умение убедить своих врагов отказаться от сражения. Книга изобилует цветистыми перечислениями достоинств ее отца и его чудесных качеств, которые он демонстрировал в боях с внешними врагами и ересью. Анна постоянно ссылается на возникавшее у нее во время написания труда противоречие – между ее желанием воздать хвалу, идущую от дочерней преданности, и долгом профессионального историка.

Анна утверждает, что финальная победа Алексея над богомильской ересью – «последнее деяние из всех великих трудов и подвигов самодержца – поступок совершенно новый, необычный по своему характеру, неслыханный по своей смелости». По ее мнению, «современники и близкие императору удивляются до сих пор и им кажется, что все происходившее тогда было не наяву, а привиделось во сне».[51] Таким образом, она подчеркивает три черты правления своего отца – смелость, новизну и необычность, которые помогли ему восстановить императорскую власть. Она подтверждает, что византийцы всегда были способны к инновациям. Конечно, Алексей не мог повернуть время вспять: империю ослабил кризис XI в. Но Анна не оставляет у нас сомнений в том, что превосходные качества ее отца вернули Византии положение мировой державы.

Читатели «Алексиады» ни в коем случае не должны забывать, что она написана женщиной. Хотя византийки писали письма, сочиняли стихи и гимны, описывали жития святых, но никогда не создавали такого полномасштабного исторического труда, ставшего широко известным. Вместе с тем в это время женщины-писательницы на Западе проявляли большую активность. Хильдегарда Бингенская писала медицинские трактаты и рассказы о своих видениях, Мария Французская создала «Сказки» (Lais) а Кристина Пизанская – «Град женский». Но это был не тот масштаб. Они не писали исторических произведений. На самом деле «Алексиада» – произведение настолько смелое, что некоторые современные историки даже усомнились в авторстве Анны. Их главный аргумент – что она не могла в таких подробностях описать военные действия и наверняка использовала записки своего мужа. Императрица Ирина предложила ему продолжить историческую хронику Пселла, начиная от времени правления Романа Диогена (1068–1071) до воцарения на троне Алексея I Комнина, однако он сумел составить только три книги, закончив свое очень сырое повествование 1079 г. Хотя Анна неоднократно ссылается на его «Историю», в «Алексиаде» нет ссылок на дополнительные материалы, собранные ее супругом, которые она могла использовать при написании своего труда. Даже когда она цитирует «Историю» Никифора, она переписывает весь материал в собственном, более развитом литературном стиле. Поскольку все историки, и мужчины, и женщины, используют источники других авторов, способность Анны опираться на описания событий, свидетелем которых она не была, позволяя читателю самому делать выводы относительно их достоверности, не может умалять значимости ее работы.