Будильник в шляпной картонке. Колокол смерти - Энтони Гилберт

– А потом?

– Может быть, не знаю. Но когда я вернулась в гостиную в три ночи – к тому времени он так еще и не лег, – Вилли сидел спящий у погасшего камина, и книги рядом с ним не было. Я разбудила его, и он сразу поднялся и пошел со мной, и так больно было на него смотреть.

– А вы уверены, что он в тот день уезжал с викарием?

– Да. Он сказал, что без него мистер Фейн всегда сбивается с пути. Отправились они рано, потому что ни тот, ни другой не знали Кэмден-тауна.

– Какого это было числа?

Мэй заколебалась: трудно сказать точно. Да это, собственно, и не имеет значения, успокоил ее Крук.

– Скажите, а перед этой поездкой Вилли ничего не говорил про убийство?

– Нет. По-моему, никакого убийства еще и не было. Но в любом случае – нет, ничего не говорил. Помню, я еще подумала: вот Вилли прислуживает в церкви, а в это время кто-то убивает человека. Знаете, так странно иногда в голове совершенно разные вещи связываются, – извиняющимся тоном сказала она.

– Бывает, – согласился Крук. – А с этим юным Филлипсом ваш муж случайно знаком не был?

– Не думаю. Просто то убийство сильно подействовало на него.

– И вы по-прежнему не имеете от него никаких известий?

– Нет, сэр.

Мистер Фейн был раздражен и раздосадован. Начальство, и гражданское и церковное, целую историю раздули вокруг смерти человека, которого при жизни благополучно не замечали. Ни церковь, ни государство даже не задумывались о его здравии, и если дух отбывшего в мир иной сохранил хоть какое-то чувство черного юмора, которое делает жизнь терпимой для девяти десятых занятого своими делами человечества, то поднявшаяся из-за него суета должна была бы его позабавить. Начать с того – а для мистера Фейна это было во всем деле главным, – что церковь, оскверненная святотатством, должна быть освящена заново и такое дело потребует немалых усилий. Трудно ожидать, что епископу может понравиться убийство в церкви, хотя, надо отдать ему должное, он ни словом, ни намеком не упрекнул в этом лично мистера Фейна. Но если епископ оказался справедлив, то о большей части прихожан того же не скажешь. Любой викарий подтвердит, что среди верующих всегда найдется некоторое количество тех, кому не нравятся либо его методы управления приходом, либо характер, либо религиозные воззрения, и в настоящий момент это самое количество было готово – хотя и не в открытую – заявить, что, будь у них другой духовный наставник, столь печальное событие никогда бы не случилось в их церкви.

Далее, повторное освящение с неизбежностью потребовало времени, на протяжении которого церковь пришлось закрыть, и верной пастве пришлось искать приюта в сени других алтарей. Ну а викарий и мистер Бертон тоже были вынуждены выполнять свои обязанности – крещения, отпевания, наставления заблудших душ – под чужими сводами, и хотя, на вкус мистера Бертона, который с легкостью отслужит обедню даже в баре, все церкви на одно лицо, мистер Фейн принадлежал к другому, старшему, менее либеральному поколению. Церковь была для него домом, и он мучительно страдал от его утраты, даже временной.

Вдобавок к этому викарию доставляла большие переживания неустанная деятельность полиция и прессы. Он вздрагивал от каждого телефонного звонка, и в конце концов ему пришлось попросить брать трубку домохозяина. Даже если звонил кто-то из прихожан, невозможно угадать, когда она – а это всегда была она – начнет задавать неудобные вопросы. Бертон, этот добрый малый, справлялся с такого рода неприятностями гораздо более эффективно, нежели его коллега.

– Вы что, хотите, чтобы меня засадили на шесть месяцев за неуважение к суду? – рычал он в трубку, и эта простая юридическая формулировка почти всегда заставляла собеседника замолчать.

Тем временем охота на Ферриса продолжалась. Власти придумывали все новые и новые вопросы и бомбардировали ими бедного мистера Фейна, которого, будь он подозреваемым, судья давно бы приговорил к высшей мере, настолько невнятными и противоречивыми были его ответы. Помимо того, он просто боялся появляться на улице, где его поджидали любопытствующие прихожане. Заходя на почту или в аптеку, он неизменно чувствовал себя центром всеобщего внимания, не говоря уж о том, что его забрасывали письмами мужчины – и даже одна женщина, – жаждущие занять место Ферриса.

Поэтому когда на пороге его дома появился мистер Крук, викарий встретил его таким измученным взглядом, что даже адвокат, при всем своем красноречии, не нашел что сказать.

– Кажется, это вы остановили меня на улице, а потом пришли на дознание, представляя интересы Ферриса? – требовательно заговорил викарий голосом таким хриплым, что он напоминал скорее карканье ворона.

– Не могу отрицать. – Крук был тронут таким вниманием к своей особе.

– Ну и что, нашли вы его?

– Ферриса? Еще нет. Скажите, какого числа вы ездили на проповедь в Кэмден-таун?

Викарий с удивлением воззрился на Крука.

– А какое это, собственно, имеет отношение к исчезновению моего помощника?

– Именно это я и стараюсь понять. Он ведь ездил с вами, верно?

– Да.

– На машине?

– Да.

– И вернулись вы тоже вместе?

Мистер Фейн как будто немного смутился.

– Н-нет… нет. Я никогда не задерживаю этого бедного малого, когда мы куда-нибудь ездим, ему и так приходится выслушивать массу моих проповедей дома.

– То есть вы хотите сказать, что, приехав в церковь, отпустили его?

– Да, сразу, как началась проповедь.

Крук кивнул. Картинка начала более или менее складываться. Миссис Феррис сказала, что муж вернулся домой поздно, в подавленном состоянии. Далее – автобусный билет. Он был куплен в Эрлс-Корт до конечного пункта в Кэмден-тауне, из чего следует, что Феррис сел в омнибус либо до, либо после того фатального вечера. Здравый смысл подсказывал Круку, что скорее всего после. Говорят, убийцы находят извращенное удовольствие в том, что возвращаются на место преступления, но это, конечно, бред, усмехнулся про себя Крук. Какое там удовольствие, просто страх неведения, жгучая потребность узнать о поминутном развитии событий. Знай Феррис об убийстве Уркхарта больше, чем то, чем в настоящее время располагает следствие, не сидел бы на месте в ожидании результатов – не такой он человек.

Крук возвращался на работу с надеждой, что там его ждут новые сведения о загадочном билете. И Билл его не разочаровал.

Оставив мистера Фейна в еще большем недоумении, чем прежде, Крук вернулся в лабиринты, как он любил их называть, Блумсбери.

– Куплен утром десятого, – объявил Билл, как только его патрон захлопнул за собой дверь. – И что из этого следует?

– Именно то, что я и ожидал. Он знает – или знал – больше, чем говорил. Если это его самого – я имею в виду Ферриса – рук дело, у меня к нему нет никаких претензий: любой имеет право защищать свои интересы. Но если ему что-то известно и он это утаивает, то тогда он – собака на сене. Ненавижу эгоистов, Билл.