Шехерезада - Энтони О'Нил

Зилл сочувственно обратился к нему:

— Давно ты его знал?

— Кого? — переспросил Даниил, испугавшись оказанного внимания.

— Я имею в виду… Таука.

— А… — Даниил прикинулся равнодушным. — Несколько лет.

— Нам его очень будет недоставать.

Даниил лишь насупился на могилу, словно только что сообразил, что там погребен его друг.

— Наверно, — невыразительно пробормотал он и пошел прочь.

— Лучше оставь его в одиночестве, — тихо посоветовал Юсуф. — Горе не раздувает ничьи паруса.

Для Зилла это было очередным свидетельством жестокости моря, где от бед мало кто застрахован, и ждать их никто не вправе. Фактически отношение команды к смерти свелось, кажется, к неприятному и равнодушному молчанию, единственному знаку уважения, прерывающему всякие споры и насмешливые замечания, по крайней мере на какое-то время, пока не возникнет возможность обсуждения столь нелепого случая. И раньше погибали знакомые моряки, принимая совсем необычную смерть, которая в свое время редко казалась забавной, а со временем неизбежно рождала бессовестно исковерканные легенды. Поэтому они теперь стояли вокруг в ожидании какого-то срочного дела, которое позволило бы с облегчением позабыть о трагедии. Оно подвернулось так быстро, что они едва его не проглядели.

— Это еще что такое? — спросил Касым, когда Маруф протянул ему лист бумаги, сложенный вшестеро и перевязанный струной от лютни. Караван готовился к погрузке и отправлению.

— Я читать не умею, — беспомощно признался Маруф.

— Знаю, — бросил Касым, — но что это такое?

На секунду он машинально подумал, что Маруф сам написал записку. Нелепость данного предположения в подобных обстоятельствах особенно развеселила его.

— Я читать не умею, — повторил Маруф и отвел глаза, потеряв интерес.

Стоя рядом с Юсуфом, Касым вздохнул, с преувеличенной скукой развернул записку и прочел:

Капитан вытаращил глаза. Не прочтя больше ни слова, опустил листок и уставился на Маруфа.

— Где ты это взял? — потребовал он ответа с заколотившимся сердцем.

Маруф растерялся.

— Где ты вот это взял? — Касым взмахнул бумагой у него перед глазами. — Вот эту бумагу. Кто тебе ее дал?

Маруф гадал, чем провинился.

— Мне ее дал тот самый мужчина.

— Какой? — Касым и остальные начали оглядываться по сторонам. — Где он? Здесь?

Маруф заморгал.

— Тот самый мужчина, который тебе ее дал… Где он?

Маруф старался понять смысл вопросов.

— Сидел на коне с белой звездой, — с трудом выдавил он.

— Со звездой? С отметиной? Какой масти конь?

Маруф призадумался.

— Черный, — решил он.

Касым и остальные члены команды безуспешно высматривали вокруг черного коня с отметиной.

— Он ускакал?

— Ускакал на черном коне, — подтвердил Маруф.

— Куда ускакал?

Маруф махнул рукой вдоль большой дороги.

— Туда? Назад к Багдаду? Опиши его.

— Черный, с белой звездой.

— Дурак, я мужчину имею в виду, мужчину опиши.

Маруф заколебался — он никогда не присматривался к человеческим лицам.

— Смуглый, — пробормотал он.

— Смуглый, как я?

— Потемнее.

— Что он сказал?

— Сказал… — Маруф изо всех сил старался припомнить. — Он мне сказал… сказал… — И вдруг вспомнил с гордой улыбкой. — Сказал, что приехал за аль-Джабалем. — И, довольный собою, погладил наглазную повязку.

— И больше ничего?

— Ничего, — согласно кивнул Маруф.

Касым подумал.

— Вот гад, — выдохнул он. — В игры с нами играет.

Впрочем, соприкосновение с противником тоже волнует, заодно исцеляя от мучительной скорби. Когда все столпились вокруг капитана, он в последний раз бросил вокруг беглый взгляд, и только потом поднес листок к глазам, вернувшись к проклятой записке.

— Нефуд-аль-Кабир, — с удовольствием прошептал Касым.

— Великое песчаное море, — повторил Юсуф, качая головой. — Не нравится мне это.

— Что именно?

— Нас посылают в пустыню, — объяснил Юсуф, — а Маруф сообщил, что посланник поскакал к Багдаду.

— Да? И что?

— Просто мне это не нравится.

Касым задумался, но был не в настроении осложнять дело.

— Конечно, он туда поскакал, — заключил капитан. — В той стороне легче скрыться. Это вовсе не означает, будто он до самого Багдада доедет. — Еще подумал, удовлетворившись своим объяснением. — Ну, ладно, — решительно кивнул он остальным. — Мы получили инструкции. Отправляемся в путь. Готовим верблюдиц.

— Прямо сейчас?

— В записке сказано: не медлить.

— Да, но…

— Никаких «но». Отправляемся, и все. Немедленно уходим отсюда.

— Надо послать голубя, — вставил Зилл.

Как ни приветствовал он неожиданный энтузиазм Касыма, все-таки понимал, что подобное рвение вызвано больше стремлением поскорей вырваться из каравана, разогнать сентиментальные переживания после гибели Таука.

— Сначала надо повидать «капитана корабля», — с ликованием заявил Касым, — предупредить, что отчаливаем. — Он насмешливо фыркнул, сплюнул в грязь и приказал Юсуфу следовать за ним к голове каравана.

Среди неразвернутых штандартов и сворачиваемых палаток шейх совещался с маленьким горбатым бедуином в одеждах из дельфиньей кожи. За ними другие упаковывали свои товары — страусиные яйца, растопку, зубочистки, — и купленные — хлопчатобумажные ткани, медную утварь, ковры. Глядя на них, Касым споткнулся, замедлил шаг; он видел в жизни только бедуинов из племени харафаджа, регулярно совершавших набеги на Басру ради финиковых пальм. Прочие мимолетно мелькали на горизонте в маниакальном стремлении к цели; никого из них он не знал и гораздо ближе был знаком с китайцами.