Одно идеальное лето - Пейдж Тун

Джо, Джо, Джо, Джо, Джо. Его имя звучит у меня в голове, словно мантра.

– Скажи что-нибудь, – требует он.

– Я… Я не могу. – Я безнадежно качаю головой, и глаза наполняются слезами.

– Не можешь что? Говорить или…

– Не могу выйти за тебя замуж. Не сейчас.

– Почему нет? – Он умоляюще берет меня за руку. – Почему нет?

– Мне всего двадцать два, – почти шепотом говорю я.

– Подождем год. Поженимся следующим летом.

– Мне будет всего двадцать три! Не понимаю, к чему такая спешка.

– Не понимаю, почему ты так категорична, – холодно говорит он.

– Дело не в этом. – Мой голос слабеет. – Я… Я…

– Что?

Я глубоко вздыхаю и какое-то время молчу, прежде чем заговорить.

– Твоей первой любовью была Розалинда.

– Ну, да.

– А моей – Джо.

– Кто такой Джо? – недоумевает он.

– Парень, с которым я познакомилась в Дорсете, в последнее лето перед университетом. – Я встречаюсь с ним взглядом. – Джо стал моей первой любовью. Первой… Во всем.

В его взгляде появляется понимание. Он возвращается в кресло, кладет руку под подбородок и серьезно на меня смотрит.

– Расскажи о нем, – требует он.

И я рассказываю, хотя прекрасно знаю, что мои слова могут его оттолкнуть. Даже понимая, что я могу потерять его, я больше не могу молчать.

Он молча слушает и спокойно на меня смотрит, пока я рассказываю.

Когда я заканчиваю, какое-то время он молчит. Оглушающе молчит.

– Позволь уточнить, – наконец холодно заговаривает он. – Ты по-прежнему любишь парня, который не сдержал обещания, которого ты безрезультатно искала, которого ты, вероятно, никогда не увидишь, и ты готова потерять меня ради несбыточной мечты?

Я молча смотрю на него.

Он продолжает тихим голосом:

– Я отдалился от семьи, потерял девушку, на которой должен был жениться, посвятил свою жизнь этой стране… И ради чего? Ради девушки, которая, как я думал, любит меня. Которая, как я думал, была моей. Но ты ведь никогда не была моей, верно?

Его глаза вдруг наполняются слезами, и это шокирует меня – я еще никогда не видела, чтобы Лукас плакал.

– Прости. Прости. – Я бросаюсь к нему и беру его за руки. По его щекам льются слезы. – Я сама не понимаю, что делаю. Не понимаю, почему так много о нем думаю.

– Прекрати! – Его лицо искажается от боли.

Я в смятении.

– Прошу… Прости.

Мое сердце переполняется любовью к Лукасу. Джо не сдержал обещания. Ждать его до сих пор – просто безумие. Боже правый, прошло уже четыре года! Что со мной не так?

Он отпускает мои руки и резко стирает слезы. Я забираюсь к нему на колени и прижимаюсь лицом к его шее. Вскоре он обнимает меня и крепко прижимает к себе. Мы сидим так очень, очень долго.

На Рождество Лукас везет меня в Германию знакомить с семьей. За нами прислали шофера в аэропорт. Я надеялась, что это Клаус – от любого знакомого лица стало бы чуть легче, – но он, оказывается, теперь работает в Берлине.

– Не волнуйся, – говорит мне Лукас по-немецки, сжав мою руку.

– Я пытаюсь, – тоже по-немецки отвечаю я. Последние два месяца мы старались как можно чаще говорить на его языке. Я не так уж плоха. Нельзя сказать, что делаю большие успехи, но хотя бы надеюсь примерно понимать, что происходит.

Семья Лукаса живет в роскошном доме у озера на юго-западе от Мюнхена. По дороге мы проезжаем потрясающе красивые места – замки с башнями среди высоких сосен, припорошенных толстым слоем пушистого снега. Наконец впереди показывается потрясающий кремовый особняк с рядами арочных окон. На крыше тает снег, и местами проглядывает красная черепица. Газон и клумбы покрыты снегом, но после нашей давней поездки в Вимпол-Холл я знаю, что газон идеально подстрижен ножницами.

– Как красиво, – изумленно бормочу я.

– Мой дом, – просто говорит он.

Водитель останавливается и идет открывать мне дверь. Я выхожу на присыпанный снегом гравий и поднимаю взгляд на огромный дом. В одном из окон мне чудится какое-то движение, но, приглядевшись получше, вижу, что там никого нет. Меня невольно передергивает. На улице холодно, а я сняла по дороге пальто. Лукас подходит ко мне и ведет к двери. Я подстригла волосы – хотя они по-прежнему ниже плеч, – и парикмахер выпрямил их сегодня утром, прямо перед полетом. На мне длинная шерстяная юбка и новые ботинки из коричневой кожи, купленные Лукасом специально для этой поездки, как и дизайнерское пальто и шарф. Он хочет, чтобы я была на высоте, но я не питаю иллюзий, что его семья подпадет под мои чары.

Дверь открывается прежде, чем мы успеваем к ней подойти. Мужчина лет сорока в элегантном черном костюме, поклонившись, приветствует «герра Хойбера» и его гостью. Мы заходим в просторный, высокий зал. Потолок сияет позолотой, а по углам виднеются вырезанные из камня фигуры. Я словно во сне.

Лукас говорит по-немецки, но я понимаю, что он спрашивает про родителей. Как я понимаю, они присоединятся позже, за чаем. Мы поднимаемся за дворецким – оказывается, это он – по широкой лестнице и идем по щедро украшенному позолотой коридору. Он открывает дверь, и я с изумлением вижу, что мой чемодан уже в комнате. Видимо, водитель прошел коротким путем через другую часть дома. Лукас что-то говорит дворецкому, и он с поклоном покидает комнату. Прежде чем он успевает закрыть дверь, я быстро благодарю его по-немецки.

– Ух ты! – Я валюсь на огромную кровать. – А где твоя сумка? – недоуменно спрашиваю я.

– Я сплю в семейном крыле, в другой части дома.

Меня сразу охватывает тоска по дому. Я пробыла здесь всего пять минут, но уже скучаю.

– А это – часть для гостей? – спрашиваю я.

– Да.

– Значит, нам нельзя спать в одной комнате? – Мне становится одиноко.

– Нет. Пока мы не поженимся, – ехидно добавляет он.

Он не говорил о женитьбе с того сентябрьского дня. Сперва это было облегчением, а потом мне стало казаться, что того разговора не было вообще. О Джо он тоже не упоминал.

Я подхожу к окну и выглядываю на улицу. Наше расселение по разным комнатам раздражает меня. Его мать знала, что мы спим вместе, еще два с половиной года назад, когда приезжала в Кембридж. Зачем тогда все это? Между нами явно все серьезно. Я делаю глубокий вздох и пытаюсь об этом не думать. Моя комната выходит на заднюю часть парка. Прямо за домом – прямоугольный искусственный пруд, а за ним – настоящее озеро, очень большое.

– Летом мы катаемся на водных лыжах, – говорит Лукас, и я подпрыгиваю от неожиданности, услышав его голос прямо возле уха.