Чужое место - Андрей Величко

— Какие именно права имеются в виду?

— Основополагающие. Право на жизнь, на охрану здоровья, на труд с достойной оплатой, на отдых, на жилье и на свободу совести. Разумеется, далеко не все нарушения этих прав происходят от чьего-то злокозненного произвола. Значит, если чрезвычайная комиссия решит, что дело в несовершенстве текущего законодательства, она должна представить конкретные предложения по его изменению.

— И вы хотите меня убедить, что будете воплощать в жизнь все наши предложения?

— Нет, не хочу, потому что все воплощать не буду, а только разумные. Но ведь вас же насильно в комиссии никто держать не собирается! Если кому покажется, что сотрудничество с властью потеряло смысл, ему будет достаточно всего лишь заявить об этом и отправиться досиживать свой срок в ссылку. То есть хуже, чем сейчас, никому в любом случае не будет, зато может стать лучше. И вам, то есть осужденным революционерам, и народу, за счастье которого вы вроде как боретесь.

Ленин не ответил мне ни согласием, ни отказом, но я чувствовал, что он, похоже, в глубине души все решил и сейчас просто ищет достаточно весомые аргументы для того, чтобы согласиться. Потому как, во-первых, я предлагал действительно привлекательные вещи. А во-вторых, ни в какое-то там дикое Шушенское, ни тем более на Новую Землю Владимиру Ильичу явно не хотелось.

Что же касается его соратников, то они меня не пугали. Руководящий состав «Союза борьбы» был вполне вменяемым. Это потом в партию набежали всякие Троцкие, Урицкие, Свердловы и прочие политические проститутки пополам с иудушками. Кстати, о Троцком — неужели так и не удастся вспомнить его настоящую фамилию? Ведь я помнил, что по первому разу они сели почти одновременно с Лениным. А Ильич — вот он, уже полгода как сидит! Черт возьми, ведь чувствую, что когда-то слышал и могу вспомнить, а все не получается. Как же его, гада — Бернштейн? Нет, Бронштейн! Точно, Бронштейн Лев Давидович. Эврика! Теперь осталось только затребовать справку, где и за что сейчас сидит такой персонаж. Вот только сотрудничество я ему предлагать не буду, идеи перманентной революции меня вовсе не прельщают. Зато я гуманист, и мне очень жалко, что он закончит жизнь в результате удара ледорубом по черепу (брр!), да еще после продолжавшейся сутки агонии. Нет уж, будем человеколюбивы, и пусть Лев Давидович преставится тихо, спокойно и без мучений, то есть одним не очень далеким прекрасным вечером заснет на своем тюремном топчане и просто не проснется.

А жизнь тем временем шла своим чередом, и в январе девяносто восьмого года Рита сообщила мне, что она снова ждет ребенка. Оно, конечно, здорово, но это означает, что мне опять семь месяцев подряд волноваться — а вдруг родится гемофилик? Ничего, как-нибудь переживу, не в первый же раз. Тем более что я, кажется, (тьфу-тьфу через левое плечо и стук-стук по лбу за отсутствием под рукой другой деревяшки) наконец-то хоть немного адаптировался на занимаемой должности. Во всяком случае, внутренний голос уже не ноет мне чуть ли не каждый день о том, как хреново сидеть на троне и насколько все было хорошо до того, как я туда взгромоздился. А то ведь первое время он вообще вел себя как попугай у Дефо — «Бедный, бедный Алик Романов! (в смысле Робин Крузо). Куда ты попал, куда тебя занесло?». Тьфу, да и только.

Но вот, значит, не прошло и восьми лет, как я вроде втянулся. Работа, конечно, та еще, так и в прошлой жизни на службе, если вспомнить, тоже всякого дерьма хватало. А с женой мне здесь вообще повезло, хотя и там тоже не было особых поводов жаловаться. Теперь осталось только дождаться, чтобы родился сын, причем здоровый, и жизнь вообще станет замечательной.

Японцы с англичанами и прочими французами? Так на то и щука в пруду, чтобы карась не дремал. Причем упомянутый карась — это не только я, но и Россия в целом. Если припомнить все то, что я знаю из ее истории, то получается, что моя страна может быстро развиваться только при наличии внешней угрозы. Как только угроза исчезает, начинается застой, а то и вообще загнивание. У меня, в общем, тоже нечто похожее — ну, типа, еж птица гордая, пока не пнешь, не полетит. Впрочем, грех жаловаться, пока пинки идут регулярно.

Кстати, насчет угроз. Их, между прочим, иногда не так легко заметить, и это может привести к серьезным последствиям. Советскому Союзу под конец его существования никто войной не угрожал, но утверждать, что все вокруг хотели ему только добра, может только беспросветный идиот. Идеология — это ведь тоже оружие, причем ого-го какое эффективное, в основном именно им Союз и был уничтожен, пока старые партийные кадры шамкали что-то дебильное про учение Маркса, которое всесильно, потому что оно верно, а молодые прикидывали, чего бы тут еще пожирнее урвать.

Кстати, а как тут у меня сейчас обстоят дела с той самой идеологией? Да так, себе, прямо скажем. Лозунг графа Уварова «православие, самодержавие, народность» в силу своего почтенного возраста уже основательно набил оскомину, а ничего нового никто придумывать не желает. Церковь, вон, вообще по степени своего разложения догнала КПСС конца восьмидесятых годов — какое уж тут православие! В общем, пора подумать о новых лозунгах. Их, по-моему, следует строить на основе слова «справедливость». Правда, каждый ее понимает по-своему, но ведь это и хорошо! Во всяком случае, никто не рискнет выступать против слоганов типа «мы за справедливость». Как в другом времени верно заметил товарищ Шнур — «мы за все хорошее, против всей …!». И ведь никто не спорит.

Я же, будучи императором, справедливость определю как баланс прав и обязанностей. Ежели они у каждого примерно соответствуют друг другу, значит, в обществе все устроено справедливо. Правда, так не бывает, поэтому идем дальше. Если у кого-то прав до хрена, а обязанностей кот наплакал, то, значит, эта гнида пьет кровь из народа и ее, тварь такую, надо давить. Во имя справедливости, блин, то есть без всякой жалости! А если у кого наоборот, то его надо срочно спасать от кровопийц.

Все это, конечно, замечательно, в некоторой растерянности подумал я. Но с чего это вдруг меня на высокие-то материи потянуло?

И тут, если выразиться литературно, ужасная догадка закралась мне в душу. Я торопливо раскрыл сначала поминальник текущих дел, а потом, холодея — журнал посещений, после чего обессиленно откинулся на спинку стула. Мои подозрения оправдались. Как-то так получилось, что на сегодня у меня не было вообще никаких срочных дел. Дожил, называется! Вот теперь от безделья всякая хрень в голову и лезет.

Боксерское восстание в Китае началось, как и в другой истории, в девяносто восьмом году. Причем, как и там, у нас поначалу оно протекало не очень интенсивно, но зато очень бестолково. Отряды каких-то отморозков слонялись по Манчжурии и грабили всех подряд. Они даже пытались отметиться на трассе строящейся железной дороги, уже получившей название КВЖД, но пока охрана справлялась. Однако, разумеется, активность хунгузов явилась неплохим поводом для отправки в Манчжурию дополнительных войск, включая бригаду Кондратенко.

Однако в девяносто девятом году начали происходить события, аналогов которым я в своей памяти из прошлой жизни найти не смог. Хотя это, конечно, еще ни о чем не говорило — историю именно этого периода я знал не так чтобы уж очень. Но все же мне казалось, что коалиция против восставших, в которую вошла и Россия, была образована по инициативе Англии и Франции, а тут с идеей совместной борьбы против бандитов ко мне явился маркиз Сайондзи Киммоти.