Чужое место - Андрей Величко

— Разумеется, — кивнул я, — Россия никак не может остаться в стороне. Мы уже начали перемещать в Манчжурию войска из европейской части страны.

— Ваше величество, позвольте уточнить, что, по нашим сведениям, восставшим покровительствуют на самом верху, в Пекине. Его сиятельство премьер-министр Ито считает, что дракона следует сразу поражать в сердце.

— Да почему же? — искренне удивился я. — Его доить надо! А в сердце можно будет бить только тогда, когда дело дойдет до необходимости снять шкуру. Если дойдет, в чем я совершенно не уверен.

Однако мои слова почему-то не вызвали никакого положительного отклика у японского посланника. Судя по всему, у маркиза были другие инструкции, и он им, естественно, скрупулезно следовал.

В августе тысяча восемьсот девяносто восьмого года произошло знаменательное событие, отмеченное орудийным салютом в Питере и Кронштадте — у меня наконец-то родился сын, названный Василием. Причем абсолютно здоровый! Видимо, Виктория, мать Вильгельма, разносчицей гемофилии не являлась. Во всяком случае, я ни в одной из жизней не слышал ни об одном гемофилике среди ее потомков.

Младший брат Мишка, великовозрастная дылда, по росту уже обогнавший меня на полголовы, но тощий, как ручка от швабры, при получении известия о рождении цесаревича потерял всякое самообладание, завопил «Ура, я больше не наследник!», исполнил нечто вроде джиги и галопом умчался в Кухонное каре, где в компании троих агентов Ширинкина (в данный момент сдавших смену и мирно отдыхавших) напился почти до свинского состояния. Я, честно говоря, до этого даже не подозревал, насколько, оказывается, сильно Мишка не хочет в императоры. Получается, почти как я в свое время, но ему, кажется, все-таки повезло.

В Китае тем временем восстание ширилось, крепло и расцветало, прямо как «сто цветов» товарища Мао. Китайцы громили европейцев, не делая различия между гражданами отдельных стран. Причем чем дальше, тем становилось яснее, что «боксеров», или, как они сами себя называли, «итэхуаней» поддерживали вплоть до самого верха, включая даже императрицу Циси. Ну до чего же бестолковая баба! Неужели она не понимает, что Англии, Франции и Германии нужен только достаточно убедительный повод, чтобы ввести туда войска и начать драть Китай на части. А вот России никакого повода не нужно. Концессия на постройку железной дороги уже есть, войска на ее территорию все прибывают, и недавно был основан город Харбин. Кстати, как только в Пекине начали происходить первые беспорядки, я приказал российскому посольству и православным миссиям эвакуироваться именно в Харбин. Как уже говорилось, никакого повода для наращивания своего присутствия в Китае мне не требовалось — и, значит, убийства возмущенной толпой сотрудников посольства и священников были для России совершенно лишними. Пусть лучше китайцы режут просвещенных европейцев — тем это нужно, и они своих людей подставляют практически открыто. Подумаешь, прибьют посла! Туда ему и дорога, хорошего специалиста в такую дыру, как Китай, не отправят, и нового дурака потом будет найти нетрудно.

В середине мая тысяча восемьсот девяносто девятого года гады-китайцы спалили несколько православных храмов и школу при русской миссии в городе Бэйгуань. Вовремя мы эвакуировали оттуда весь персонал! Я тут же выразил глубокую обеспокоенность и выставил счет за уничтоженное имущество — естественно, завышенный примерно раз в пять. Китайцы мои действия проигнорировали, но это их дело. Не хотят платить по-хорошему — отберем за долги Северную Манчжурию. В конце концов, мне с самого начала не очень нравилась ситуация, когда русская железная дорога проходит по чужой территории. Нет уж, лучше пусть она идет по нашей.

За время восстания были впервые в реальных боевых условиях испытаны пулеметы — все две с половиной модели. То есть пулемет Максима, только на облегченном станке, пулемет Мосина с газоотводной автоматикой и то, что я посчитал половинкой — пистолет-пулемет МРВ. Тот самый, что с водяным охлаждением.

Кодратенко, в бригаде которого проходили испытания, счел фаворитом «максим». Да, писал полковник в своем отчете, он достаточно тяжелый. Но зато надежный и может вести непрерывный огонь долгое время.

На втором месте в его рейтинге оказалась ублюдочная половинка Мосина с Роговцевым под пистолетной патрон. Против атаки конницы она работала вполне прилично, потому что таких изделий в бригаде было много, и плотность огня они обеспечивали очень приличную. И, наконец, то, что я считал самым прогрессивным, то есть пулемет Мосина с газоотводной автоматикой, оказалось на последнем месте.

Хотя, конечно, у Сергея Ивановича получилось не совсем то, на что я мысленно раскатал губы. Мне-то представлялось что-то вроде ПК, а вышел почти полный клон знаменитого «дегтярева», то есть ДП‑27. Единственное серьезное отличие состояло в том, что ствол можно было сравнительно легко снять и заменить на холодный — на этом мне удалось настоять.

Но тут вылез один недостаток схемы с газоотводом, про который я в прошлой жизни ничего не слышал. Она оказалась очень чувствительной к качеству пороха, набитого в патроны.

Это системы со свободным затвором или с подвижным стволом могут стрелять патронами, снаряженными чем угодно. Хоть бездымным порохом любого качества, хоть дымным, хоть вообще серой от спичек. Но пулемет Мосина, как выяснилось, мог потреблять только патроны с порохом менделеевской фабрики. На любых других поршень обгорал через несколько сотен выстрелов. В общем, хорошим во всей этой истории было только то, что она произошла не во время японской войны, а заранее.

В конце девяносто девятого года посольский квартал Пекина оказался в осаде. Правда, наших и почему-то еще американских дипломатов там уже не было, но прочих европейских осталось вполне достаточно. Повстанцы начали использовать пушки, а европейцы собрали коалиционный корпус и высадили его в порту Дагу. Пока военные действия шли под прикрытием корабельных орудий, все было нормально, но при попытке развить наступление на Пекин коалиционные войска под командованием Сеймура потерпели то, что в английской прессе стыдливо именовали «временной неудачей», а по сути — самое настоящее поражение. Больно уж много было этих самых итэхуаней — по прикидкам наших наблюдателей порядка трехсот тысяч с допуском в плюс. Потом китайцы убили японского посла, и все державы, как с цепи сорвавшись, начали заваливать мое министерство иностранных дел просьбами о помощи. Мол, где же непобедимые русские солдаты?

«В Манчжурии», — от моего имени отвечал всем Гирс. Понимаете, заявлял он, там сейчас творится настоящий ад, Харбин в осаде, и войска с трудом удерживают оборону по линии железной дороги.

В какой-то мере он говорил правду — обстановка на КВЖД действительно была напряженной. А конце апреля девятисотого года вообще произошел совершенно вопиющий случай — китайцы как-то ухитрились подтащить к берегу Амура пушки и обстреляли Благовещенск. В ответ там вспыхнули погромы, плавно перешедшие в резню, а я в экстренном указе приказал, чтобы через месяц ни одного китайца, кроме тех, что работают на строительстве железной дороги, и их семей севернее КВЖД вообще не осталось. Методы выполнения приказа — на усмотрение местных воинских начальников. В ответ меня засыпали дополнительными заявками на патроны.