Архив потерянных детей - Валерия Луиселли

мои снимки, и они теперь кучей лежали в рюкзаке. Но снимок я все равно сделал и на этот раз засунул между складками карты ма, затем закинул карту в рюкзак и застегнул его на молнию.

Мы прошли еще дальше и в туалете при заброшенной бензоколонке наполнили водой свои бутылки и пописали по нескольку капель в унитаз с разломанным сиденьем, а потом заметили, что над нами нет крыши. От того места мы ушли с путей и по компасу повернули на юг, в сторону пустынной равнины. В отдалении мы видели облака в небе.

Ты дала мне руку, и я крепко сжал ее. Мы уходили в воображаемую пустыню, как та, по которой шли потерянные дети, под их палящим солнцем, ты и я, прочь от железной дороги, в самое сердце света, как потерянные дети, шли совсем одни, но нас было двое, ты и я, и мы держались за руки, потому что я больше ни за что на свете не отпустил бы твою руку.

Часть III. Страна апачей

Пыльные долины

Долгие часы после исчезновения детей мы с мужем мотались на машине по местным проселкам и долинам: Анимас, Серный источник, Сан-Саймон. Их пустынные пространства залиты слепящим светом. Плоские, как стол, обширные равнины расстилаются во все стороны, куда хватает глаз, под гнетущими сводами ясной синевы небес испещренные трещинами, засоленные. Проносясь над ложами высохших озер, ветер пробуждает к жизни тучи пыли и песка. Тонкие столбы песчинок и пылинок, спиралями ввинчиваясь в небо, скользят по земле почти с хореографической грацией. Местные называют их «пыльными дьяволами», хотя они больше смахивают на танцующее тряпье.

И пока мы проезжали мимо, нас преследовало ощущение, что каждый пыльный вихрь вот-вот из своей спирали выкружит в явь бытия наших мальчика и девочку. Но сколько бы мы ни вглядывались в завихряющиеся сумятицы песка вперемешку с пылью, не проглядывало и намека на наших детей, а лишь еще больше песчинок вперемешку с пылью.

Впервые я поняла, что их нет в их комнате, рано утром, когда встала с постели и пошла в туалет, а по дороге, как всегда это делала дома, где у нас были раздельные спальни, заглянула к ним посмотреть, как они. Их постель пустовала, но я не придала этому значения. Решила, что они уже встали и гуляют на дворе снятого нами дома и вовсю исследуют территорию, собирают камешки и палки, играя в свои обычные игры.

Я вернулась в постель, но мне уже не спалось. Я чувствовала в груди нечто наподобие наэлектризованной пустоты, и мне бы еще тогда прислушаться к этим ранним сигналам тревоги. Но я чуть ли не каждое утро просыпалась с таким же чувством и приняла пронизывавшие меня подспудные сомнения и предчувствия чего-то плохого за отголоски моих давних глубинных тревог. Я немного почитала в постели, к чему приучила себя с ранних лет для тех дней, когда с утра ощущала неготовность столкнуться лицом к лицу с реальным миром, и позволила утру созревать его естественным чередом, пока всю спальню не затопил свет нового дня и воздух не загустел от испарений наших тел и запахов нагретых ими простыней.

На своей кровати рядом с моей зашевелился и заворочался муж, его дыхание мелело, пока он окончательно не проснулся – всполошенный, как с ним бывает всегда, – и не выдернул себя из постели рывком, собранный и ко всему готовый, как будто его призывают неотложные дела. Он вышел из комнаты и через некоторое время вернулся, спрашивая, где дети. Я сказала, наверное, где-нибудь на дворе.

Но детей не было ни во дворе, ни где-либо по периметру участка при коттедже.

Мы, как идиоты, облазили весь участок, все еще не веря очевидному и бестолково суетясь, словно искали ключи или бумажник. Мы заглядывали под заросли кустов и на верхушки деревьев, под машину, зачем-то открывали холодильник, включали и выключали воду в душе, затем снова выходили на двор, шли за пределы участка, ходили в сторону долины и вдоль высохшего ручья; интересно, какое у нас теперь расстояние спасения? – думала я, выкликая наших детей по именам, и наши голоса раскатывались по округе волнами ужаса, крошась и разламываясь, наши крики чем дальше, тем сильнее скатывались до призывных воплей приматов, горловых, животных, нутряных, отчаянных.

Господи, где еще искать?

Все дальнейшее вылилось в череду вменяемых решений и невменяемых метаний. Обувь, ключи, машина, «Твиттер», телефонные звонки, сестра, шоссе 10, дыши, думай, дорога 338, решай, поедем вдоль железнодорожных путей, не поедем по железнодорожным путям, держимся проселочных дорог. Вместо точной последовательности событий в моей памяти сохранилась лишь мешанина из смутных, раздерганных воспоминаний. Что знают они и что знаем мы? Как, по нашему разумению, поступил бы в этих обстоятельствах мальчик? Куда бы он направился, если бы понял, что они с сестрой заблудились? И самый жуткий вопрос, снова и снова возвращавшийся ко мне, парализовавший ужасом все мое тело:

Выживут ли они, если заблудились в пустыне?

После нескольких часов бесцельных мотаний по дорогам мы поехали в полицейский участок в Лордсберге, где дежурный записал все сведения и попросил дать описание двоих пропавших детей.

Ребенок один. Возраст: 5 лет. Пол: женский. Цвет глаз: темно-карие. Цвет волос: каштановые.

Ребенок два. Возраст: 10 лет. Пол: мужской. Цвет глаз: светло-карие. Цвет волос: каштановые.

Мы торчали в комнате ожидания полицейского участка, пока нам не объяснили, как доехать до ближайшего мотеля, где мы сможем отдохнуть и подождать вестей, а назавтра с утра снова отправиться на поиски. Мы пробовали спать по очереди, пока другой дежурил у телефона, но, понятное дело, нам обоим было не до сна. Куда, ну куда решил бы отправиться мальчик, когда понял, что они потерялись?

Назавтра мы все утро и почти весь день колесили по дорогам в округе Лордсберга и каждые несколько часов возвращались в полицейский участок. Новостей все не было, дело, похоже, никак не продвигалось ни в одном направлении, и потому на вторую ночь в мотеле, пока мы опять по очереди ложились в так и не разобранную кровать и, наверное, засыпали минут на десять – двадцать, мы решили, что, как только взойдет солнце и полиция возобновит поиски в этом районе, мы поедем дальше на запад. Мы позвонили в полицию предупредить их, что едем, они записали и дали нам несколько указаний.

Дети отсутствовали уже почти сорок часов, когда мы следующим утром с рассветом забрались в машину. Я на автомате открыла бардачок достать карту, однако карты на месте не оказалось, как не оказалось на привычном месте моего диктофона. Я снова вылезла из машины и пошла открывать багажник. Я решила, что поищу карту в моей коробке. В багажнике царил жуткий кавардак. Я позвала мужа, он обошел машину и встал рядом со мной над багажником. Моя коробка была открыта. Карты в ней не было. Вместо моей карты на самом верху обнаружилась другая, нарисованная рукой мальчика карта, а к ней он прицепил листок самоклеящейся бумаги, на котором накарябал: «Ушли искать потерянных девочек, встретимся позже в Каньоне Эха».

Мы стояли над багажником, глядя на карту и приклеенную к ней записку, впиваясь взглядами в этот лист бумаги, точно нам преграждал путь последний решающий бастион, и одновременно старались вникнуть в смысл записки. Муж произнес:

Каньон Эха.

Что?

Они пошли в Каньон Эха.

Почему? Откуда тебе знать?

Потому что мы талдычили им об этом всю дорогу, и он же нарисован на карте, и о нем же говорится в записке, вот откуда.

Он меня не убедил, невзирая на ясность, с какой мальчик разжевал все это нам в записке и на карте. Несмотря на твердую уверенность мужа, я все еще не до конца верила в это. И не чувствовала никакого облегчения, хотя должна была бы. Но, по крайней мере, теперь мы знали, куда можно поехать на поиски, пускай это был мираж, пускай мы руководствовались картой, нарисованной десятилетним мальчиком. Мы тут же вскочили в машину и помчались в район гор Чирикауа.

Почему? Почему они убежали? Почему я раньше не заметила никаких признаков? Почему нам не пришло в голову раньше заглянуть в багажник? Почему мы оказались здесь? И где они?

Мы помчались на юг от Лордсберга параллельно границе между Нью-Мексико и Аризоной, через долину Анимас, мимо городка-призрака Шекспир, мимо городка под названием Портал. Меня неотвязно преследовал один и тот же вопрос: почему? Я не переставала искать ответ.

Почему ты не звонишь в полицию Лордсберга? Сообщи им, что мы едем к Чирикауа, сказал муж.

Я позвонила, и они сказали, что пошлют туда кого-нибудь.

Мы в молчании ехали по грунтовой дороге, пока не добрались