Кортик фон Шираха - Рубен Валерьевич Маркарьян

осталась самой красивой в классе, в связи с чем ее чуть ли не каждый день провожали из школы домой ребята, стараясь произвести впечатление. Драться за право нести ее школьный ранец или просто идти рядом – она считала глупостью, но это было лучше, чем когда с ней шел лишь один ухажер. В таких случаях он обычно вел себя грубо, или дергая за косу или платье, или просто надоедая глупыми разговорами. Эти знаки внимания, схожие с голубиными танцами вокруг самки, раздражали, но хотя бы не требовали ответа. До сегодня. Никто никогда до сегодняшнего дня не признавался ей в любви. И Отто тоже не просил об ответе, но слова «я тебя люблю» по какой-то божьей прихоти хоть и не являются вопросом, но на ответе настаивают сами по себе. Потому Оттилия и выдавила из себя какую-то глупость. Что она хотела сказать этим? Выразить сомнение в искренности его чувств? Попросить доказать их? Сообщить о своей осведомленности? Ни одно, ни второе, ни третье. Она просто выдохнула, как и он, уподобившись новорожденному дитя, только что впервые официально признанному объектом высшего из человеческих чувств – любви.

Так они и стояли друг против друга: белокурый король Генрих в коричневой рубашке со свастикой на рукаве, черных коротких штанах выше колен, и кортиком рейхсюгендфюрера на поясе, и светловолосая Валькирия в фартуке поверх платья, с пятнами шоколада и засохшего крема. На стене отсчитывали время их молчания часы, грохоча механизмом времен кайзера; из-за двери слышался шум голосов покупателей, шелест бумаги и шарканье ног по мраморному полу. Монеты, падающие на стальное блюдце у кассы, казалось своим звоном оплачивали дополнительные секунды, необходимые юноше, оцепеневшему в замешательстве. Слегка его ухо улавливало победные звуки духовых оркестров с улицы круглосуточного праздника. Отто попытался сделать шаг навстречу Оттилии, и даже подался вперед, следуя скорее какому-то природному инстинкту, нежели логике, и, казалось, Оттилия готова была сделать то же самое, как вдруг:

– Оттилия! Пришел Михаэль, выйди на минуту, – прервал встречный ветер дыхания молодых людей голос Барбары.

Валькирия, превратившись в девчонку из кондитерской, промолчала. Щеки ее покрылись румянцем то ли стыда, то ли страха. Она попятилась, затем развернулась и выскочила из комнаты.

Отто оцепенел. Он, Генрих Первый, великий король великой империи стоял вооруженный своим маленьким волшебным мечом посреди крепости-кладовки, окруженный закованными в металлические латы рыцарями-бидонами, взявшими его в плен. Он был жалок и осознавал это всем своим существом. Его унизил какой-то билетеришка-кассир со стадиона. Его – порученца принца, хранителя священного кортика лидера немецкой молодежи, вынудил сдаться какой-то Михаэль в белых штанах.

Отто схватил футляр из-под кортика, сунул в него свой детский нож, и решительно вышел из подсобки в зал кондитерской. Оттилии не увидел, фрау Шмук занималась покупателями, не обратив на него внимания. Отто вышел из-за прилавка незамеченным и остановился, осматриваясь. Оттилии не было ни у столиков, ни у выхода, ни на улице, которая хорошо просматривалась сквозь стекла витрин и входной двери. Звякнув дверным колокольчиком, юноша оказался на улице. Опять огляделся. Тротуар полон народу, не видно ничего из-за толпы. Перешел дорогу. Появилась перспектива для обзора. Вот она, стоит на углу, о чем-то весело болтает с этим… С ним, блондином в белых штанах. Отто теперь знал имя своего врага. Михаэль. Для Отто не звучали больше оркестры; голоса веселых людей тоже не долетали до ушей, слух улавливал лишь одну фразу, услышанную вчера на этом же месте: «Будешь так задумываться в бою, враг снимет с тебя скальп. Твоим же ножом».

Отто вновь схватился за нож у пояса, но вместо него рука нащупала лямки кожаного подвеса кортика Бальдура фон Шираха. Через секунду кортик будто сам прыгнул в руку и замер в ожидании приказа.

Отто разжал ладонь, испугавшись. Оружие безвольно рухнуло вниз, но подвес не дал упасть. Парадный кортик, не предназначенный для боя, просто вспылил. Как и Отто. Юноша провел ладонью по лбу и волосам, как скальп на месте проверил. Мокро. Отряхнул капли пота с кисти, будто дождем тротуар оросил. Надо успокоиться. Стоял, смотрел на парочку на углу. Что такого? Сейчас этот Михаэль отдаст ей билеты на стадион, раз обещал. И все. Она возьмет, принесет ему, тому самому Генриху Первому, кто остался в подсобке. Ничего страшного не случилось. В этот момент Отто понял, что его, того самого Генриха Первого, великого рыцаря Германии в подсобке кондитерской нет, сбежал он, испугавшись молочных бидонов. Сейчас туда вернется Оттилия, и именно так и решит. Сбежал! Она придет с билетами, вместе они должны пойти и насладиться спортивным праздником на глазах у всего мира, а он сейчас, как последний идиот, стоит тут и потные ладошки отряхивает. Надо вернуться. Срочно.

Отто сделал уже шаг в том направлении, откуда сбежал пару минут назад, но вдруг… Оттилия, встав на цыпочки, чмокнула рослого Михаэля в щеку, повернулась и, на прощанье помахав рукой, быстро пошла в сторону кондитерской. Никаких билетов этот Михаэль ей не дал. Она просто с ним поговорила и поцеловала. Да кто она такая? Как она может себя вести так с ним, с Отто, только что признавшемся ей в любви и признавшей ее своей богиней? И кто такой этот Михаэль, поганый билетер, так бесцеремонно обращающийся с ней и его, Отто, чувствами?

Не двигался с места. Никак. Стоял и смотрел, как ее легкая фигурка скрылась за стеклянными дверями кондитерской. Сейчас она войдет в подсобку и будет искать его, Отто Шульца, может вернется обратно, чтобы опознать среди прохожих. Перевел взгляд на Михаэля. Тот спокойно развернулся и, не оборачиваясь, быстро пошел в сторону площади Кайзера Франца Иосифа. Отто двинулся за ним, снова повинуясь какому-то инстинкту. То, что у него важная миссия, касающаяся церемониального имперского оружия, Отто совсем не трогало. Символ новой империи болтался на ремне, как обычный детский ножик, годный лишь для нарезки колбасы или заточки карандаша.

Михаэль вышел на площадь и двинулся прямиком к храму святой Ядвиги, слишком хорошо знакомой дорогой, видимо, для обоих. Отто шел в 20-ти шагах, не боясь быть замеченным. Даже если Михаэль обернется, откуда он знает, что парень в форме Гитлерюгенда следует именно за ним. Улицы полны народу, на Отто никто не обращал внимания, и тем более никого не заинтересовал странный нетипичный клинок, висящий на его ремне. Зачем Отто следовал за Михаэлем все эти пятьсот шагов от кондитерской? Этот вопрос юный Шульц задал себе лишь тогда, когда Михаэль вошел в храм. Отто остановился, не решаясь подняться по ступеням,