Л. И. Брежнев: Материалы к биографии - Романов

высокомерие, амбициозность. Помню, я находился в кабинете у Суслова, когда зашел Андропов, доложил об итогах этого партийного собрания и получил санкцию Суслова на освобождение Бурлацкого от работы в аппарате ЦК. Вскоре он был направлен в газету «Правда». Хотя пишет, что ушел из ЦК по своему желанию. Список подобных «вольностей», которыми изобилует книга, можно продолжать.

Г. А. Арбатов в своих мемуарах в журнале «Знамя» (№ 9-10, 1990 г.) пишет, что Брежнев колебался в вопросе ввода наших войск в Чехословакию в 1968 году. Откуда ему это известно? Ведь он не был на заседании Политбюро, когда обсуждался этот вопрос, а я был. И утверждаю, что Брежнев не только не колебался, а, наоборот, настаивал на этом и уговаривал некоторых действительно колебавшихся товарищей. Тот же автор пишет, что, будучи еще секретарем ЦК ВЛКСМ, я уже тогда имел свое «теневое правительство», включая и «теневое Политбюро». Ну кто из здравомыслящих людей может в это поверить?

Не хочу приводить некоторые другие «факты», однако удивлен тому, что академик при описании их то и дело применяет такие оговорки: «я не располагаю никакими документальными данными», «как я слышал», «мне рассказывали», «я не уверен в полноте информации», «мне кажется» и т. д. и т. п. Если «кажется», то лучше (как мне «кажется») не писать: история не терпит вольного обращения.

В некоторых писаниях меня называют «железным Шуриком». Да, я всегда последовательно стоял и стою на позициях XX съезда КПСС, но никогда не тяготел к диктаторским методам руководства. Считаю себя убежденным демократом и уверен, что товарищи, работавшие со мной, близко меня знающие на протяжении многих лет, могут подтвердить это. Вместе с тем всегда был и остаюсь сторонником глубоко продуманных решений, строжайшего соблюдения дисциплины, порядка и справедливой требовательности, противником бесхозяйственности и разгильдяйства, безответственности и расхлябанности.

Брежнев в роли генсека

Однако вернемся в 1964 год. Представляется уместным вопрос: почему тогдашний состав Президиума ЦК и Пленум ЦК КПСС остановили свой выбор на кандидатуре Брежнева? Думается, здесь надо учитывать три фактора. Во-первых, едва ли не решающую роль играло то обстоятельство, что именно он вместе с Подгорным возглавлял всю работу по подготовке октябрьского Пленума ЦК. Во-вторых, за его плечами был солидный опыт работы на высоких постах в партии и государстве. И наконец, многим импонировали черты его характера в тот период: уравновешенность, доступность и демократизм в общении с товарищами, умение легко завязать отношения с людьми, доброжелательность.

Вначале на посту Первого секретаря ЦК КПСС он всерьез пытался вникнуть в главные проблемы и задачи, стоявшие перед партией и страной, советовался с членами Президиума ЦК и местными руководителями, прислушивался к их мнению. Он внес определенный вклад в дальнейшее развитие ракетостроения, освоение космоса. При нем было подписано советско-американское Соглашение об ограничении стратегических вооружений и известные Хельсинкские договоренности. Он строго соблюдал коллегиальность в работе Президиума ЦК, где создалась товарищеская атмосфера. Но, увы, длилось это недолго… Сошлюсь на некоторые примеры.

На расширенном заседании Президиума ЦК КПСС, на котором присутствовали все первые секретари ЦК компартий союзных республик и группа первых секретарей крайкомов и обкомов партии Российской Федерации, обсуждался вопрос о крупных животноводческих комплексах. В своем выступлении на этом заседании я говорил о крайне тяжелом положении в сельском хозяйстве. Привел истинные цифры и факты, а не те, которые представляло ЦСУ СССР, поддержал и идею о создании животноводческих комплексов, но не в ущерб мелким и средним животноводческим фермам, многие из которых все же были ликвидированы, что, конечно, отрицательно сказалось на снабжении населения мясом, молочными продуктами. В заключение своего выступления внес предложение об освобождении с поста министра сельского хозяйства В. В. Мацкевича.

К моему удивлению, подводя итог заседания Президиума, Брежнев никак не отреагировал на мои замечания и предложения. На другой день вызвал меня. «Как понимать твое вчерашнее выступление?» — резко спросил он. «А так и понимать, как было сказано», — ответил я. «Твоя речь была направлена против меня!» — «Почему?» — удивился я. «А ты что, не знаешь, что сельское хозяйство курирую я? Значит, все, что ты говорил вчера, — это против меня… Затем, какое ты имел право вносить предложение о снятии с работы Мацкевича? Ведь это моя личная номенклатура!»

Дорого мне обошлось это выступление. С той поры каждый раз записывался для выступления в прениях на пленумах ЦК. Однако ни разу мне не дали возможности выступить. Брежнев добился такого порядка, чтобы на пленумах в прениях члены Политбюро и секретари ЦК КПСС (кроме товарищей, работающих на местах) не выступали, поскольку их общее мнение якобы изложено в докладе Политбюро.

Перед одним из пленумов ЦК я пошел к А. Н. Косыгину и сказал ему, что если он не внесет на рассмотрение пленума поправки к проекту плана, предусматривающие более высокие темпы повышения жизненного уровня народа, то я как член Политбюро и Председатель ВЦСПС резко выступлю на пленуме. И изложил ему еще и еще раз конкретные предложения, за счет чего это можно было бы сделать.

Примерно через час после этой беседы меня пригласил к себе Брежнев. Он задал вопрос, которого я не ожидал: «Какие у тебя отношения с Косыгиным?» Я ответил ему: «Нормальные, но ведь вы хорошо знаете, что на заседаниях Политбюро мы не раз с ним по принципиальным вопросам остро спорили». А затем Брежнев спросил: «Ты говорил ему, что собираешься выступать на пленуме?» Ответил, что говорил, и объяснил почему. Тогда он стал меня настойчиво уговаривать не выступать на пленуме. твердо обещал многое поправить при рассмотрении годовых планов, Я, к сожалению, сдался, о чем до сих пор очень сожалею.

В этой связи вспоминается почти детективная история П. Елистратова, бывшего первого секретаря Мордовского обкома КПСС. Накануне открытия одного из пленумов ЦК он зашел ко мне и сказал: «Не могу больше терпеть, буду выступать и критиковать Брежнева». И стал рассказывать о тезисах своего выступления. Я уклонился от обсуждения. Открылся пленум. Смотрю, Елистратова в зале нет. Как потом он рассказал мне и некоторым другим товарищам, вечером, после его визита ко мне, Цвигун — заместитель председателя КГБ СССР — пришел к нему в номер гостиницы «на правах старого друга» и заказал ужин. Утром Елистратов очнулся в больнице… Путь к выступлению на пленуме ему был отрезан.

Однажды Брежнев в присутствии Суслова сказал мне, что знает каждую фразу, произносимую мной в служебном кабинете, на квартире и даже на улице. И в подтверждение своих слов рассказал почти дословно о разговоре с П. Елистратовым у меня в кабинете. Думаю, что слушали не только меня, но и других товарищей, например Семичастного, работавшего уже