Оберег - Кирилл Хамов

со стоном, грудным, глухим, в то же время протяжным, как вой волчицы дикой и одинокой.

Почти без сил Василина садится на пень. Устремляет взгляд полный слез в небо. Начинает молиться.

В. Господи, видно не судьба мне быть счастливой. Не выпадет даже крохи мужской любви, заботы. Не стать матерью, не нянчить свое чадо. В этом есть моя правда, моя боль, моя кара. Боже, я не спрашиваю, за что. Тебе сверху виднее. Не прошу я и другой судьбы себе. Обойдусь. Я привыкла. Это мое. Не ропщу. Принимаю. Как крест, с которым ты когда-то шел за нас на проклятую и святую гору. Не боюсь, нет страха. Есть силы, есть вера. Я готова. Выдержу. И потому отпустила его сама. Если хочешь, гневайся на меня. Сделай мою участь еще жестче. Приму. Как приняла уже то, что ты послал мне. Страдания и радости. Болезнь и излечение, пусть не полное, но я хожу сама. Принимаю с благодарностью, без обиды. Как приняла и его. Ты помог мне его поставить на ноги. Он жив и вполне теперь здоров. Спасибо тебе, Господи. Я не должна была его любить. Прости меня. За каждое касание, прости, за невольную мою улыбку. Ты сотворил меня женщиной. Она сильна во мне. И она победила. Да разве могла она проиграть рядом с таким красавцем?

Но прошу тебя, Боже, не карай его. Он ни в чем не виноват. Просто он был очень слаб телом. Да я сама обнимала его в лихорадке, чтоб успокоить судороги. Своим теплом грела, когда был озноб. Касалась губами его лба и щек, чтобы понять каков у него жар. Хотя, кого я обманываю, конечно, не только для этого. С ним я чувствовала и негу, и радость, и с силу, прекрасную силу любви. Ариша говорила, что я даже хромать почти перестала. Как можно хромать рядом с таким? Прости, Господи, мой грех. Но это мой грех и моя боль. Сейчас она резка и остра. Но с годами она не пройдет. Притупится, да может быть, но не до конца. Я готова пронести ее сквозь всю жизнь. Пусть опоясывает и пронизывает всю меня, пусть тело мое горит как от крапивы. Я заслужила, Господи, Боже мой. Виновата я. Он нет. Он просто благодарный и честный человек. Но будет подло жить с любимым только из-за его чести. Пользоваться его же благодарностью всю жизнь я не смогу. А ничего больше, чем благодарность, он ко мне испытывать не может. Иначе бы не ушел сейчас. Но он ушел и поступил правильно. Не карай его за меня. Я сама его отпустила.

Василина начинает плакать. Сверкает молния, звучит раскат грома, шум усилившегося ливня, началась буря. На сцену выбегает Прохор. Весь мокрый до нитки, взъерошенный, возбужденный, встревоженный. В руках венок.

П. [подбежав к Василине, обняв ее, впопыхах] Ты плачешь, девочка? [будто жалея, с доброй улыбкой] Ну вот, рассупонилась… Ну что ты, любушка моя, что ты? [пытаясь погладить ее рукой, вспоминает о венке, водружает его на голову подруги] Гляди, я тебе и веночек припас. Вроде угадал, а?

В. [сквозь рыдания, уже теперь от радости, обнимая Прохора] Ты так долго, я уже хотела идти… Думала, что больше тебя не… [роняет голову на грудь Прохора, рыдая]

П. [прижав ее к груди, дружащим голосом от волнения] Так это… Заплутал я чуток. Ишь как темно да хмуро стало мне без тебя-то. Чуть не пропал совсем вусмерть.

В. [понемногу успокаиваясь, но все еще плача] Говорила я тебе. Стой тут. Горе ты мое, луковое.

П. [хитро улыбаясь] Уже твое?

В. [в порыве чувств, крепко обнимая Прохора] Мое, мое, мое, конечно не отдам тебя боле никому. Никуда не отпущу.

Раздается страшный раскат. Ливень как из ведра.

П. Бежим.

Берут вещи и убегают.

Часть четвертая.

Картина 1.

В балагане полнейший хаос. Шатры изорваны, кибитки разломаны, кое-где даже в крови. Порушены костры, еда, что была в котлах, растекается по земле, сами котлы перевернуты. Помост для репетиций разрублен ударами секиры, щепа от него местами горит от брошенных факелов. Люди взбудоражено бегают в попытках помочь друг другу. Силачи в полуобморочном состоянии сидят, едва приходя в чувства. Им досталось больше всех — рваные раны на лицах и телах, разбитые головы.

На сцене появляются избитые скоморохи, берутся за руки, стеной идут к на передний план, почти рыдая поют песню. Их поддерживают скоморохи-статисты в проходах зала. Возникает некое общее действо-мистерия. Своеобразный перфоманс, трагический, почти траурный.

За что?

Господи, за что так нас?

Мы же тоже люди и

Пламень яркий не погас,

В наших душа. Любим мы.

Эх, лихая борозда,

Времена, как ведьмы нам,

Только с нами Ты всегда,

И поможешь. Веруем.

Припев.

Сердце светом полнится,

В миг последний веруем,

Пой святыня-звонница,

Чистая и белая,

И с тобою хором мы

Отпоем прощальную.

После злые вороны

Справят поминальную.

И не спросит никто,

Почему и за что?…

Осеним святым крестом

Тело это тленное,

Есть надежда, что на том

Свете ждет нас белое,

Хватит черного сейчас,

Нам с лихвой на каждого.

Господи, за что так нас?

Грех, наверно, спрашивать.

06 12 2018 г.

Скоморохи потихоньку расходятся. На первом плане остается только Пантелеевич. Выбегают Василина и Прохор. У него на руках Ариша. Она без чувств, почти без дыхания. На лице кровоподтеки, синяки, ссадины. Платье все в земляной грязи, листве, местами очень порвано. Часть плеча и груди оголена. Ноги и руки висят безжизненными плетьми. На оголенном бедре синяки от мужской крепкой пятерни. Видно, что девушка подверглась насилию.

Пантелеевич. [далее Па.] [с содроганием сердца и голоса, подбежав к дочке] Аря, Аренька, прости, не уберег я тебя, кровиночка моя, не уберег, старый хрыч.

В. [требовательно, приводя в чувства] Полно тебе, Пантелеич, полно. [чуть мягче, понимая боль] Жива она. Жива. Правда, порвали ее сильно.

П. [с сочувствием] Мы в лесу ее нашли недалече. Ветками заваленную. Нога одна торчала. Если бы Лина не приметила, прошли бы мимо.

Па. [чуть успокоившись, бережно вытирая кровь с щеки] Маленькая моя, как же больно тебе… [приходя в себя] Лина, а почему она молчит, не говорит не слова.

П. Она стонала, когда мы ее нашли.

В. [со знанием дела, спокойно] Речь не ушла от нее. Я дала ей отвар сон-травы. Сейчас в полудреме она. Тело ее лучше не тревожить. Целая кибитка осталась?

Па. Твоя только. Она же за балаганом, как