Карамелька. Отыщи меня в своей памяти... - Лив Янг

и мама, – перевожу взгляд на Громову, мягко настаивая. – Вам обеим было бы комфортно друг с другом. Я в этом уверен.

Смотрит на меня с недоверием, закусывая край губы.

Вот только не нужно сейчас закрываться. Ты ведь прекрасно понимаешь, что я прав.

– У вас были какие–то вопросы по доп. соглашению? – вклинивается в наш молчаливый бой Герман.

Киваю равнодушно, засовывая руки в карманы брюк.

– Обсудим нюансы у вас в кабинете, – предлагает он, переводя взгляд за мою спину. – Закажите в студию что–нибудь перекусить, я вернусь минут через тридцать, устроим пикник на берегу.

Девчонки заговорщески переглядываются понимая, что разбор полетов откладывается и довольно соглашаются.

У меня же сводит под ложечкой от ее заинтересованного взгляда из-под полуопущенных ресниц.

Она не злится… Не пытается огородиться… Не боится скандала перед мужем и дочерью. Просто изучает меня, как человека, которого видит впервые. Это напрягает и раздражает одновременно.

Что ж, поиграем… Сжимаю челюсть, чтобы не ляпнуть сгоряча ничего лишнего.

Вывожу Белова из студии и в молчаливом сопровождении добираемся к моему офису.

– Выпьем? – не дожидаясь ответа, наливаю виски в два бокала, наблюдая за Германом.

Берет стакан, прокатывая золотистую жидкость по стеклянной поверхности, разогревая в руках.

– Вы знакомы с моей женой? – наконец произносит он, глядя на меня сквозь запотевшее стекло.

– Когда–то давно работал на ее отца, – хмыкаю, откидываясь в кресле и внимательно изучая его реакцию. – Но кажется Мирослава Александровна не помнит нашего с ней знакомства.

– Мира три года назад попала в аварию, – не отрывая от меня взгляда произносит он, опуская назад на стол стакан с виски. – Водитель был пьян, а она потеряла способность ходить и очень долго восстанавливала память… Некоторые моменты и люди из ее прошлого просто стерлись из воспоминаний.

Слова эхом отдают в голове… Хмыкаю про себя, осознавая патовость ситуации и автоматически отставляя бокал с алкоголем на столешницу.

Ну что ж, Горский, тебя просто не существовало в жизни Мирославы Александровны Громовой.

Занавес, Дан… Это просто ЗАНАВЕС…

Глава 4. Дан. Беспокойные ночи.

Забредаю в квартиру, едва волоча за собой ноги.

В последний раз так напивался года четыре назад.

На ощупь включаю свет в прихожей и застываю, разглядывая рыжеволосое видение, изящно опирающееся плечиком о стену. Соблазнительный черный пеньюар, стекающий по мягким изгибам загорелого тела. Аккуратный макияж.

Все эти мелочи тонко намекают на «обстоятельства», о которых я благополучно забыл.

Болезненно морщусь, переводя взгляд с взбешенного выражения лица девушки на руки, скрещенные под грудью. Длинные пальцы с острыми ноготками нервно постукивают по предплечью.

Не горю желанием выслушивать ее истерические вопли. Не сегодня… Никогда...

– Ты забыл про меня? – голос слегка дрожит.

– Скандал или истерика? – скидываю обувь и кое-как вешаю кашемировое пальто, запихивая вешалку в шкаф. Оно благополучно падает. Плевать… Закрываю дверцу разглядывая нимфу в ожидании реакции на свой вопрос.

– Почему не брал трубку? Я звонила весь вечер! – вздергивает дрожащий подбородок.

– Комбо, – фыркаю, равнодушно огибая девушку и топая на кухню. – Есть чего пожрать?

– Ты пьян, – тенью следует за мной, театрально заламывая руки. – Я волновалась. Всех друзей твоих обзвонила… Дан! Я с тобой разговариваю!

Закатываю рукава и расстегиваю верхние пуговицы воротника черной рубашки, окидывая взглядом «романтический ужин» привезенный курьером из очередного ресторана.

– Опять суши, – ворчу, не обращая внимания на ее упреки. – Еще и веганские. Обязательно эту дрянь заказывать? Жаренного стейка в меню не было?

Открываю холодильник, вытаскивая оттуда кусок сыра и запеченное мясо, заботливо оставленное мне домработницей. Нарезаю ломтями и без хлеба откусываю кусок, с наслаждением закатывая глаза.

Кривит губы и щурит глаза с отвращением.

– Я мужчина, детка, – улыбаюсь, закидывая в рот еще один кусок тающей во рту свинины. – Хочу есть мясо, трахать женщин и бухать до рассвета.

– Животное, – выдыхает она, отшатываясь от меня как от прокаженного, когда пытаюсь поймать ее за талию и притянуть к себе. – Убери от меня свои руки. Не хочу чувствовать на себе запах мяса.

– Дверь там, родная, – самодовольно улыбаюсь, указывая в сторону выхода.

– Дан! – обиженно топает ножкой.

– Поиграли и хватит, – мгновенно становлюсь серьезным, глядя на девушку с высоты собственного роста. – Ты на машине или вызвать такси?

– Пять утра! Куда я поеду? – ошарашенно смотрит на меня.

– Домой… Куда угодно… Я оплачу, – холодно улыбаюсь. – Дороги пустые, доберешься раза в три быстрее, чем на метро.

– Ты слишком груб.

– Завышенные ожидания приводят к разбитым мечтам, – говорю тихо, почти шепотом. Заправляю ей прядь за ушко, щелкая пальцем по идеальному носику. – Я не в настроении выслушивать твои вопли сегодня…

Ловит ртом воздух, задыхаясь от возмущения.

– Ну ты и мразь, Горский, – шипит Лана, тыча мне в плечо пальцем.

– Только сейчас дошло? – расплываюсь в улыбке.

– Мудак конченный…

– Вот и поговорили, – кидаю на стол телефон с открытым приложением заказа машины. – Такси будет ждать у подъезда через три минуты. Ключи от квартиры оставь на тумбочке.

Стягиваю с себя рубашку, кидая на пол. Если уж быть свиньей, то до самого конца.

– Горский!

– Поторопись, – закрываю за собой дверь в ванную, включая холодную воду.

Смотрю на себя в зеркало.

Глубоко вздыхаю…

Мудак – это хорошо. По мудакам страдают меньше.

Давно нужно было разбежаться.

Опускаю голову под напор холодной воды, крепко зажмурившись. Сметая напрочь остатки угрызений совести.

Отключаю кран, пытаясь отдышаться. Ледяные капли струятся по телу, покрывая кожу мурашками. Упираюсь о края раковины руками, голова все еще кружится от бессонной ночи и несчетного количества выпитого спиртного.

Перед глазами робкая улыбка и бегающий взгляд полный недопонимания… не рыжей бестии из моей гостиной… Маленькой, хрупкой девочки с карамельными волосами и любимыми глазами, в глубину которых хочется нырнуть и… захлебнуться на хрен.

«Некоторые моменты и люди из ее прошлого просто стерлись из памяти…»

Это что, какая–то глупая шутка? До сих пор чувствую прикосновения ее пальцев к своей коже.

Пальцы сжимают края раковины до побеления костяшек.

Она замужем, Горский! Не порть ей жизнь… снова…

Скидываю остатки одежды, забираясь в ледяной душ. Смыть прикосновения, идиотские мысли и бредовые навязчивые идеи…

Просыпаюсь с четким осознанием того, что что–то