Князь Владимир - Юрий Никитин

– Этот робич? Он никто, челядин. А здесь яраспоряжаюсь! Я велю взять и выпороть на конюшне! Ну?

Челядины нехотя, но дружно двинулись со всех сторон. Суворразмахивал оглоблей, но искалеченная нога не позволяла двигаться так же быстро,как учил Владимира. Сбил с ног еще двоих, но кто-то ударил колом в затылок, иСувор упал, обливаясь кровью.

Сильные руки ухватили Владимира, потащили, сорвали одежду.Нагого бросили на широкую скамью. От нее шел недобрый запах, в щели забилиськоричневые комочки свернувшейся крови. Один мужик сел ему на ноги, другой цепкодержал голову.

Пороли долго, с наслаждением. Он сцепил зубы и не проронилни звука, что разъярило палачей еще больше. Он понимал, что нужно наконецвскрикнуть и заплакать, тогда взрослые получат свое и отпустят, но что-то непозволяло так поступить, и он терпел, пока в глазах не потемнело и он неперестал видеть, слышать и даже чувствовать удары.

Он уже не слышал, как гридень на ногах пробурчал:

– Листопад, погоди… Что-то ноги не дергаются.

– Забили насмерть? – спросил Листопад равнодушно.Он небрежно стряхнул капли крови с рубахи, а те, что упали на его толстые губы,слизнул с явным удовольствием.

– Пожалуй.

Гридни отпустили недвижимое тело, а Листопад пинком сбросилс лавки. Тело Владимира повалилось мягко, безвольно. Он лежал на спине,раскинув руки. Из-под него начала выплывать кровь, быстро впитываясь в сухуюземлю.

– Пошли, – сказал один хмуро, – вряд ливыживет.

– Да, перестарались.

– Что – перестарались, – возразил Листопад. –Сувор едва плечо мне не выбил!

– Так то Сувор! А ты запорол мальчонку.

– А мне какая разница? Я и тебя могу прибить со злости.Думаешь, плечо не болит?

Когда Владимир очнулся и сумел заставить себя шевелиться, онпотащился в каморку Сувора. Старого воина как принесли и бросили на пол, так они лежал, бессильно разбросав руки. Из разбитой головы все еще стекала кровь.Владимир смочил тряпку, вытер кровь и прикладывал к голове старого дружинникадо тех пор, пока тот не очнулся и повел глазами вокруг:

– Ты… цел?

– Жив, – ответил Владимир.

– Значит, цел, – прохрипел Сувор. – Всезаживет, Влад. Все заживет!.. Молодость свое возьмет.

Да, спина зажила, даже не гноилась, только остались рубцы навсю жизнь, но одновременно узнал, что свое берет и старость. Сувор началчахнуть, и хуже того – в глазах появилось затравленное выражение, как убродячего, никому не нужного пса. Он внезапно ощутил, что уже не воин и что егоможет побить простая грязная челядь. Он согнулся сильнее, из каморки почти невыходил.

Два дня, что прошли после порки, Владимир выбирал время. Ончувствовал, что если все останется так, как есть, то и его спина, несмотря намолодость, уже не выпрямится. Два дня он жил как натянутая тетива, а в полночьмедленно выбрался из людской. Все спали, он перепроверил, так ли, потому иоткладывал так долго. И еще потому, что самый крепкий сон, как поучал Сувор,под утро. Именно тогда лучше всего лазутчику пробираться в стан врага, а усонного вартового можно с пояса снять меч.

В челядной спали семеро. Тот, который едва не изломал кнут оего спину, лежал на широкой лавке. На лавках похрапывали еще двое. Остальных,что скрючились на тряпках посреди комнаты, Владимир осторожно обошел, запоминаяв темноте, куда ступить. В окно светила слабая луна, глаза привыкли, он виделкаждого отчетливо.

– Если оставлю, – прошептал он, все еще убеждаясебя, – то не быть мужчиной. И не быть человеком… Я останусь рабом!

Листопад спал, запрокинув голову. Белое горло хорошо видно,Владимир вытащил нож, острый как бритва, с дрожью скользнул взглядом по яремнойжиле, где течет вся кровь. Если полоснуть, то кровь брызнет тугой горячейструей и человека уже не спасет никакая сила. Кровь бьет с такой мощью, чтоструя разбрызгивается на сажени… Он видел, как ежедневно режут коров, овец,коз, свиней, а у человека такое же мясо. И такая же кровь.

Но он знал и то, что даже с перерезанным горлом корова будетметаться, забрызгивая кровью, если сперва не оглушить молотом по голове. И этотздоровенный мужик вскочит и разбудит всех.

Он примерился, приставив узкое отточенное лезвие к глазуЛистопада, задержал дыхание и с силой ударил другой рукой по рукояти.

Лезвие вошло в глазную впадину, как в теплое масло. Глазлопнул, брызнув на пальцы липким. Листопад слабо дернулся и застыл. Он был ещежив, но в голове сходятся все жилы, и лезвие перехватило их разом. Владимирпопятился, удерживая себя от дикого желания выбежать с криком. Едва не теряясознание от ужаса и омерзения, он выбрался на цыпочках, проскользнул вдоль стенк людской, неслышно пробрался в свой угол.

Уже укладываясь на тряпки, ощутил, как все тело сотрясаетдикая дрожь. Он закрыл глаза, но знал, что сон не придет. Он убил человека. Иесли даже удастся скрыть от людей, то боги все равно видели все!

Утром был крик, во дворе метались люди. В людской началиподниматься, спрашивали испуганно, что стряслось. Он встал в числе последних,вышел, сильно хромая, двигался с трудом, кривился болезненно, а спину держалполусогнутой.

Пронесли тело дюжего мужика. Рукоять украденного с поварниножа уже не торчала в глазнице, лицо было покрыто коричневой коркой запекшейсякрови. Народ сбегался посмотреть, их оттесняли. Потом двое из княжьего теремаходили и с пристрастием допрашивали всех. Больше всего поглядывали на Сувора,кое-кто потребовал потрясти и мальчишку, да лучше бы с каленым железом, ностарший посмотрел на бледного и отощавшего после порки Владимира, отмахнулся спренебрежением:

– Еле ноги волочит… Это дело рук мужчины.

– Тогда Сувор?

– Сувор еще не покидает ложа. Какой злыдень едва неубил старика? Нет, Сувор еще не скоро встанет, если вообще поднимется.

Гридни переглядывались. Владимир видел растущий страх нагрубых, озлобленных лицах. Кто-то шепнул о гневе богов, о некормленом домовом,о злобе упырей. Прошлая жертва принята была как-то не совсем хорошо, хоть ипринята…

Вечером он случайно столкнулся лицом к лицу с гриднем,который тогда сидел у него на ногах. Что прочел в глазах избитого мальчишки,неизвестно, но Владимир видел, как дрогнуло лицо взрослого мужика, как незримойтенью метнулся страх.

Когда разошлись, Владимир удивленно поглядел ему вслед.Оглянулся и гридень, будто ощутил взор, вздрогнул. Походка изменилась, онюркнул в ближайшую дверь кузни, хотя Владимир был уверен, что шел к подвалам сзерном.

Боги ли вмешались, ночной ли упырь задавил гридня, но с тогодня спина его не знала кнута. Он получал оплеухи, по-прежнему орали ивзваливали на его плечи столько, что и взрослый падал бы от изнеможения, нопороть… Даже Прайдана начала поглядывать с некоторой опаской.