Цена соли - Патриция Хайсмит

К разочарованию Терез, разговор сосредоточился на Джорджии с Руди и других незнакомых ей людях. Джорджия – это, возможно, одна из тех девушек, с которыми у Ричарда был роман, предположила Терез. Он как-то говорил о пяти, что ли. Она не запомнила ни одного имени, кроме Силии.

– Это ваша декорация? – спросил Дэнни, глядя на свисающий со стены картонный макет. Терез кивнула, и он встал, чтобы получше его разглядеть.

Теперь Ричард с Филом говорили о человеке, который каким-то образом задолжал Ричарду деньги. Фил сказал, что видел его накануне вечером в баре «Сан-Ремо». Продолговатое лицо Фила и аккуратно подстриженные волосы были как на картине Эль Греко, подумала Терез, в то время как те же черты у его брата напоминали американского индейца. Однако манера речи Фила совершенно разрушала иллюзию Эль Греко. Он говорил, как любой из тех, кого можно было встретить в барах Виллиджа – это были молодые люди, якобы писатели или актёры, на деле же обычно ничем не занимающиеся.

– Очень симпатично, – сказал Дэнни, заглядывая за одну из подвешенных фигурок.

– Это макет для «Петрушки». Сцена ярмарки, – ответила Терез, не зная, знаком ли он с этим балетом. Возможно, он адвокат, подумала она, или даже врач. На пальцах у него были желтоватые пятна, но не от сигарет.

Ричард сказал, что хочет есть, и Фил ответил, что умирает с голоду, но ни тот, ни другой даже не притронулись к лежащему перед ними сыру.

– Фил, мы должны быть на месте через полчаса, – в очередной раз сказал Дэнни.

Минуту спустя все были на ногах и одевались.

– Терри, давай сходим куда-нибудь поедим, – сказал Ричард. – Может быть, в тот чешский ресторан выше по Второй?

– Хорошо, – ответила она, стараясь произвести впечатление человека покладистого. Вот всё и закончилось, подумала она, а никакой определённости так и нет. Она хотела было задать Филу решающий вопрос, но не стала.

Выйдя же, они двинулись не вверх по улице, а вниз. Ричард шёл с Филом и только разок-другой оглянулся на неё, как будто проверить, на месте ли она. Дэнни придерживал её под руку на бордюрах и когда нужно было проходить через грязное скользкое месиво – не снега и не льда – того, что осталось от снегопада трёхнедельной давности.

– Вы врач? – спросила она.

– Физик, – ответил Дэнни. – Учусь в магистратуре Нью-Йоркского университета.

Он ей улыбнулся, но разговор на какое-то время замер.

Потом он сказал:

– Далеко от сценографии, да?

Она кивнула.

– Весьма далеко.

Она открыла было рот, чтобы спросить, не собирается ли он заниматься чем-нибудь связанным с атомной бомбой, но не стала, потому что какое это имеет значение?

– Вы знаете, куда мы идём? – спросила она.

Он широко улыбнулся, обнажив квадратные белые зубы.

– Да. К метро. Но Фил сначала хочет где-нибудь перекусить.

Они шли вниз по Третьей авеню, и Ричард говорил с Филом о предстоящей им этим летом поездке в Европу. Болтающимся привеском плетясь позади Ричарда, Терез почувствовала укол стыда, потому что, естественно, Фил и Дэнни думают, что она его любовница. Она не была его любовницей, и Ричард не рассчитывал на то, что она ею станет в Европе. Отношения у них, она полагала, были странные, и кто ж в это поверит? Потому что она видела – в Нью-Йорке все спали друг с другом после одного-двух свиданий. И те двое, с кем она встречалась до Ричарда, – Анджело и Гарри – явно бросили её, обнаружив, что с ней не завести интрижку. За тот год, что они были знакомы, Терез раза три или четыре пыталась вступить с Ричардом в любовную связь, однако с отрицательным результатом; Ричард сказал, что предпочитает подождать. То есть подождать, когда у неё появятся к нему более сильные чувства. Он хотел жениться на ней и сказал, что она первая девушка, которой он делает предложение. Терез знала, что он снова заведёт об этом речь перед отъездом в Европу, но она не настолько сильно его любила, чтобы выходить замуж. И тем не менее, с привычным чувством вины подумала она, большую часть денег на поездку она примет от него. И тут перед ней предстал образ миссис Семко, матери Ричарда, одобрительно улыбающейся им, их женитьбе, и Терез непроизвольно мотнула головой.

– Что случилось? – спросил Дэнни.

– Ничего.

– Замёрзли?

– Нет. Совсем нет.

Но он всё равно теснее прижал её руку к себе. Ей в самом деле было холодно, и вообще она чувствовала себя несчастной. Она знала – это всё из-за её наполовину подвешенных в воздухе, наполовину зацементированных отношений с Ричардом. Они виделись всё чаще, но не становились друг другу ближе. Она по-прежнему не была в него влюблена, даже десять месяцев спустя, и, возможно, никогда не сможет влюбиться, но факт оставался фактом – он ей нравился больше, чем кто-либо, кого она когда-либо знала, уж точно больше любого другого мужчины. Иногда ей казалось, что она влюблена в него, – когда просыпалась по утрам и, бессмысленно глядя в потолок, вдруг вспоминала, что он есть в её жизни, вдруг вспоминала его лицо, сияющее душевным расположением к ней в ответ на какой-нибудь знак душевного расположения с её стороны. Так бывало, пока сонная пустота в её голове не заполнялась осознанием времени, дня, того, что она должна делать, – солдатской сущностью, которая и составляет жизнь человека. Но это её чувство не имело ничего общего с тем, что она читала о любви. Предполагалось, что любовь – это некое блаженное безумие. Ричард, собственно, тоже не вёл себя как блаженный безумец.

– Ой, всё называется Сен-Жермен-де-Пре! – выкрикнул Фил, взмахнув рукой. – Я дам вам кое-какие адреса до вашего отъезда. Как долго вы думаете там пробыть?

Перед ними повернул бряцающий и хлопающий цепями грузовик, и Терез не расслышала, что ответил Ричард. Фил зашёл в магазин «Райкер» на углу Пятьдесят третьей улицы.

– Нам не обязательно здесь есть. Фил просто хочет заскочить на минутку.

Когда они проходили в дверь, Ричард сжал её плечо.

– Отличный день, да, Терри? Чувствуешь? Твоя первая настоящая работа!

Ричард был в этом убеждён, и Терез честно попыталась проникнуться величием момента. Но она не могла даже вернуть того чувства определённости, которое испытала, глядя на оранжевую мочалку в раковине после его телефонного звонка. Она прислонилась к табуретке, соседней с той, на которой сидел Фил, и Ричард встал рядом, продолжая с Филом разговаривать. Ослепительный белый свет на белых кафельных стенах и полу казался ярче солнечного, потому что здесь не было теней. Ей видны были каждый блестящий чёрный волосок в бровях Фила и чередование шероховатых и гладких участков на неприкуренной трубке в руке Дэнни. Ей видны были мельчайшие подробности безвольно свисающей из рукава пальто Ричардовой руки, и в который раз она отметила, насколько несообразны кисти рук всей его гибкой, длинной фигуре. Они были мясистые, даже пухлые и двигались одинаково невразумительно, вслепую, неважно, брался он за солонку или за ручку чемодана. Или гладил её по волосам, подумала Терез. Ладони у него были чрезвычайно мягкие, как у девушки, и немного влажные. Хуже всего было то, что он, как правило, забывал почистить ногти, даже когда брал на себя труд принарядиться. Терез пару раз что-то сказала ему об этом, но теперь чувствовала, что больше не может, потому что его это будет только раздражать.