Музыка тел, живопись хаки - Кай Арбеков

она точно знала, что следует делать. Выждав немного, девушка последовала за фельдфебелем. В дверях она нечаянно наткнулась на него, и он извинился, поглядев сквозь её лицо, будто её вообще не существовало. Поезд начал тормозить. Солдат закурил сигарету. Дым был синий и очень пахучий. Как ни странно, это был приятный запах, хоть и горьковатый.

Стук колёс затихал, раздавался всё реже. Наконец состав полностью остановился, и из головы его послышалось шипение локомотива. Проводник открыл дверь, и двое вышли в город, в темноту. Стояла глубокая свежая ночь.

Девушка шагала позади, чуть в отдалении от высокой мрачной фигуры. Её безразличие перед настоящим лишь усилилось. Она переставляла ноги, одну за другой, целую вечность, в пустоту, в неизвестность. Несмотря на поздний час, в городе веселились и гуляли солдаты. То ли какой-то праздник, то ли целый полк готовился к передислокации, и войско отмечало прощание? На кого они собираются напасть в этот раз? На Бельгию? Голландию? Из уличного кабака вывалился пьяный нацистский сержант и наткнулся на её офицера, сперва вытянулся, но, видимо, оба оказались знакомыми, и из ничего завязалась хмельная беседа, и, кажется, она не собиралась закончится тут же. Студента проследовала мимо них, не разобрав ни слова, и остановилась на углу ближайшего перекрёстка, прислонившись к стене возле потухшей витрины аптеки, скрестив руки, склонив голову. Ни холод, ни голод не мучили её больше. Проходили совсем близко ночные прохожие, рядовые с дамами; они косились на неё, принимая, может быть, за больную проститутку, и никто не обратился к ней. Потом мимо угла прошагал её офицер, даже не повернув головы в сторону девушки, и тогда Амандина снова последовала за ним на небольшом расстоянии («Будто собачка!» — подумала она с обидой). Они петляли по улицам, как ей показалось, слишком долго, пока не удалились от центра города и шумных компаний. Тут он неожиданно повернул влево и растворился в желтом прямоугольнике света от входа в уличное бистро. И она исчезла там же. Все посетители разошлись по домам. Заведение закрывалось, но офицер очень вежливо попросил официанта обслужить их. Принесли по кружке пива, а чуть позже говяжий рулет с картофелем для герра офицера, а фройляйн получила жареную сосиску с жареным картофелем и салат из квашеной капусты впридачу. Безразборчиво вилка поднимала что-то с тарелки и клала в рот, а зубы автоматически пережевывали пищу, золотистое пиво не могло утолить жажду, и она быстро осушила всю кружку. Вскоре она с удивлением почувствовала, как жизнь возвращается в тело. Она ела, пока не насытилась до отвала, и насыщение наступило удивительно быстро. Фельдфебель был не столь голоден. Он наблюдал за своей спутницей с любопытством в глазах и расслабленно, будто в награду за прежнее показное равнодушие. Солдат попросил у официанта бутылку мозельского с собой.

Вместе с бумажным пакетом они вышли обратно в ночь. На улице было свежо и прохладно — улицы в отдалении затопил плотный, почти осязаемый туман, подсвеченный расползавшимся пушком фонарей, будто готовивший город к снегопаду. Мужчина вдруг обнял девушку за плечи. Она не удивилась и не воспротивилась.

— Уже недалеко, — сказал он ей.

Она не смотрела на дорогу. Устало склонив голову к его плечу, Амандина позволяла себя везти. Они вошли в подъезд какого-то старого дома, поднялись в скрипучем лифте на четвёртый этаж, никого не встретив по пути. С металлическим скрежетом он провернул ключ в дверном замке и впустил её в свою квартиру.

В темноте прихожей она стащила с ног тяжёлую обувь и присела на край первого попавшегося кресла. В квартире было тепло; в воздухе висел душок, словно квартиру давненько не проветривали. Она услышала, как в ванную с журчащим эхом полилась толстая струя воды. Появился офицер. Он избавился от шинели и мундира, и ходил по дому в одних брюках и рубашке.

— Я так устала, чёрт возьми, — пожаловалась она, подняв на него влажный взор.

Он начал стягивать с себя сапоги, потом сказал:

— Надо бы открыть форточку… А завтра я где-нибудь раздобуду тебе одежду. Хочешь, я вскипячу чайник?

Она кивнула. Через несколько минут он велел ей принять ванную. Она закрыла за собой дверь на щеколду. Из чугунной ванной поднимался пар. «Какая горячая!» — чуть не воскликнула она, потрогав воду. Сбоку от зеркала на крючке висел купальный халат. Отражение явило ей лик измученной красавицы, с тоской в зелёных глазах, со сбившимися медными локонами. Вся одежда была запачкана грязью. Она разделась и медленно, сантиметр за сантиметром, погрузила свое тело в воду. А затем она испытала подлинное счастье, когда тепло стало проникать в неё со всех сторон. Возле крана лежал кусок мыла, был даже флакон с каким-то травяным шампунем. Это потом, потом. А сейчас надо согреться…

Она вышла из ванной в его купальном халате. Квартира погрузилась в полумрак. Единственный источник света находился на кухне. Проходя мимо тёмной гостиной, она мельком разглядела лакированный абрис пианино и книжные полки. Солдат курил на кухне. Перед ним на столе с белой скатертью дымились две кружки с чаем. На фельдфебеле осталась белая майка, а брюки висели на подтяжках. Он молча указал ей на стул рядом с собой. Она медленно отхлебывал из кружки, рассматривая обстановку на кухне. Газовая печь, подвесные шкафчики, набитые фарфоровой посудой, белая металлическая раковина с коричневыми подтеками. Не очень походило на жилище эсэсовца.

А немец в свою очередь разглядывал девушку: что-то в её милом хрупком облике тронуло его, но он не улыбнулся, никак не показал своих эмоций. Девушка в халате пила чай. Он смял окурок в пепельнице и раскурил новую сигарету.

— Эта квартира досталась мне в наследство от родителей. Я здесь довольно редко бываю, — счёл нужным поделиться личными сведениями солдат. — Моя семья теперь живёт в другом городе.

— А как называется этот? Л-г? Ваш родной город?

— Зачем тебе? — ухмыльнулся он, выдохнув остатки дыма.

— У вас большая семья? — осторожно поинтересовалась девушка.

— Тебе ведь не обязательно это знать, — отрезал он.

Она покачала головой. Допила чай, босыми ступнями подошла к мойке, ополоснула чашку под сильной струей воды.

— Теперь спать?

— Да. Теперь спать, — подтвердил он.

Солдат затушил сигарету, взял Амандину за руку и повел за собой в спальню.

У кровати он обнял её и тесно прижал к себе; она, подчиняясь, слабо обхватила его спину своими согревшимися ладонями. «Я очень устала», — прошептали её губы. Солдат принялся целовать её лицо, уши, шею: от него сильно пахло табаком. У девушки не осталось сил сопротивляться, да она и не