Время пить коктейли - Пэлем Грэнвил Вудхауз

– Вы ничего не понимаете!

– Вот именно. Как и Белочка.

Джонни задрожал и провел по лбу недоломанной ручкой. Граф смягчился. Он видел, что крестник попал в переплет, а мы должны жалеть таких крестников.

– Расскажи мне все, – посоветовал он. – В чем дело? Ты болен?

– Да.

– Господи! Чем же?

– Няней.

– Прости, не понимаю.

– У вас никогда не было преданных нянь?

– Конечно, не было. Они уходили через месяц, благодаря Бога за спасение. Но при чем это здесь?

– Как вы не поймете! Няня живет при мне четверть века, точнее – двадцать семь лет, чтоб ее черти драли! Она забрала всю власть. Неужели она ее уступит?

– Чепуха какая-то!

– Нет, не чепуха. Вы видели ее в действии. Прекрасная кухарка исчезнет, как горный снег. А почему? Из-за няни. Белочку она съест. При ее импульсивности…

– Няниной?

– Белочкиной.

– А, Белочкиной! Да, это в ней есть.

– Ну вот. Значит, при ее импульсивности она не выдержит, чтобы с ней обращались как с недоумком. «Делай то», «не делай того…» И еще фыркнет…

– Кто, Белочка?

– Няня.

– А, няня! Да, фыркнуть она способна.

– Вот именно. И зашипеть, вроде утюга. Тут с ума сойдешь. Но и это не все, она помнит мое детство. Можно ли боготворить мужа, если доподлинно знаешь, как он объелся пирогом и его вырвало? Я в два счета стану жалким из жалких. Знаю, знаю. Сейчас вы спросите, почему ее не выгнать.

– Спрошу.

– Разве можно дать человеку…

– Джонни! При мужчинах!

– Ладно, по уху.

– Ах, по уху! Нет, нельзя. Предложи ей денег.

– Где я их возьму?

– Не так уж много, фунта два в неделю…

– Ничего подобного. Пятьсот фунтов сразу.

– Сразу?

– Да.

– Странно… Казалось бы, небольшая пенсия…

– Предлагал.

– Она отказалась?

– Согласилась. Тогда я объяснился с Белочкой. Кстати, она хочет выйти за констебля.

– Белочка?!

– Няня.

– А, няня! За какого?

– За нашего, здешнего.

– Он подслеповат?

– Нет, навряд ли. А что?

– Трудно влюбиться в эту няню. Что ж, полисмены – смелый народ. Что было дальше?

– На чем я остановился?

– На том, что она согласилась. Казалось бы, все в порядке.

– Нет. Ее констебль выиграл пятьсот фунтов. Футбольное лото.

– Что же тут плохого? Наверное, она обрадовалась.

– Куда там, обиделась! Какая-то тетя Эмили вышла замуж бесприданницей, и муж оказался главным в семье. Захочет она новую шляпку, а он говорит: «Я что, Ротшильд? Пяти лет не прошло, как покупали». В общем, няня на это не пойдет.

– Одумайся, что ты говоришь! Тетя Эмили – бесприданница, у няни – твердый доход. Что хочет, то и купит. Ты ей об этом не напомнил?

– Напомнил, а что толку? Разве ее проймешь? Пятьсот фунтов, или браку не бывать. Так и живем.

Джонни воткнул перо в последнюю реплику Джервиса и подытожил:

– Мне уж показалось, что выход есть. Рискованный, это да, но до благоразумия ли сейчас? Вы читали мою последнюю книгу «Инспектор Джервис в тупике»?

– Как-то не успел. То Пруст, то Кафка…

– Ничего, ничего. В Англии многие ее не читали. Но кое-кто и читал, во всяком случае – я заработал на ней сто одиннадцать фунтов шесть шиллингов три пенса.

– Недурно.

– Взял сотню и поставил на Балламера.

– Ну, что же это! Фото показало, что Второй его обогнал.

– Да, будь у него морда подлиннее, мои беды бы кончились.

– А больше неоткуда достать деньги?

– Вроде бы неоткуда.

– Как насчет мебели?

– Я продал все, что мог. Остальное, как говорится, неотъемлемо от дома. Кроме этой горки, ее подарил двоюродный дед.

– Да уж, мерзкий предметец!

– Вот за нее меня не посадят. Скоро отдам на аукцион, фунтов пять выручу.

– Если найдется кто-нибудь подслеповатый.

– Хорошо, но где остальные четыреста девяносто пять? А, черт! Вы грабили банки, дядя Фред?

– Как-то не доводилось.

– Прямо хоть грабь. Но с моим везением окажется, что и в Английском банке денег нет. Одно утешение…

– Интересно, какое?

– Через век-другой это все будет не важно. А теперь, простите, мне пора вернуться к Джервису.

– Я и сам собирался идти. Джейн сказала, чтобы я непременно передал привет Бифштексу, а мне бы хотелось еще побеседовать с Пизмарчем. В общем, дел – завались. Через час я в твоем распоряжении.

– Да чем вы поможете!

– Не говори таких слов об Икенхемах. Мы – неисчерпаемы. Признаю, случай трудный, но я его обмозгую и что-нибудь придумаю. Создам проект.

– Ой, какие там проекты!

– Такие. Подожди, ничего больше не прошу.

И, мягко взмахнув рукой, немного сдвинув шляпу, лорд Икенхем пошел через парк к обиталищу Бифштекса.

Подходя к озеру, за которым располагался главный дом, лорд Икенхем был хмур и задумчив. На отмели топталась корова; в обычное время он швырнул бы в нее веточку, но сейчас не задержался даже для такой пустяковой любезности.

Он беспокоился о Джонни. Даже менее острый ум догадался бы, что крестнику плохо. Лорд Икенхем мало общался с няней Брюс, но понимал, что убеждать ее – незачем. Такие не сдаются. Если ей нужны пять сотен наличными, значит – или сотни, или отставка злосчастному полисмену. Сотен у Джонни нет, значит – нет и выхода. И мы не побоимся сказать, что, при всей своей удали, граф был достаточно растерян, звоня в звонок. Открыл ему Альберт Пизмарч.

Придирчивый критик сказал бы, что карие глаза дворецкого не блещут умом; но человек поприятнее заметил бы, что они сияют добротой и честностью. Друзья не просили его объяснить им теорию Эйнштейна, а вот положиться на него могли всегда. Правда, он скорее все портил, чем распутывал, но главное – намерения, главное – сердце.

Лицо его, привыкшее к профессиональной отрешенности, расплылось в улыбке, и он сказал:

– Добрый вечер, милорд.

– Привет. Хозяева дома?

– Сэр Раймонд у себя, но с ним какой-то джентльмен, мистер Карлайл.