Миссис Макгинти с жизнью рассталась - Агата Кристи

– Я поеду, – провозгласил Эркюль Пуаро, и в голосе егозазвучали нотки, свойственные членам королевской фамилии, – в качестве самогосебя.

Спенс выслушал это заявление поджав губы.

– Вы считаете, это разумно?

– Считаю, просто необходимо. Да, необходимо. Учтите, времяработает против нас. Что нам известно? Ничего. Поэтому надо сделать вид, чтомне известно многое. Я Эркюль Пуаро, великий и непревзойденный Эркюль Пуаро. Ивот я, Эркюль Пуаро, не удовлетворен приговором по делу об убийстве миссисМакгинти. Я, Эркюль Пуаро, благодаря моему тонкому уму начал догадываться, каквсе было в действительности. Есть некое обстоятельство, оценить истиннуюважность которого способен только я. Понимаете?

– А дальше?

– Дальше, добившись желаемого эффекта, я наблюдаю зареакцией окружающих. А она будет, обязательно будет. Ее просто не может небыть.

Старший инспектор смотрел на маленького сыщика взглядом,полным тревоги.

– Только, месье Пуаро, – сказал он, – вы там не слишкомусердствуйте. Не дай бог с вами что случится, я себе этого не прощу.

– Зато тогда станет ясно, что сомневались вы не зря, верно?

– Мне не хотелось бы получать доказательства за ваш счет, –проворчал старший инспектор Спенс.

С величайшим отвращением Эркюль Пуаро оглядывал комнату, вкоторой стоял. Покои эти были королевскими разве что по размерам, на этом ихпривлекательность кончалась. Пуаро сделал красноречивую гримасу, когдаподозрительно провел пальцем по верхушке книжного шкафа. Как он и ожидал –пыль! Он осторожно опустился на диван, и сломанные пружины с грустным скрипомпросели под тяжестью его тела. Два облезлых кресла явно были ничуть не лучше.Зловещего вида пес, по наблюдениям Пуаро страдавший чесоткой, засел вотносительно удобном третьем кресле и неприязненно оттуда рычал.

Огромная комната была оклеена дешевыми выцветшими обоями. Настенах, скособочившись, висели гравюры, посвященные каким-то мрачным событиям,и две-три неплохие картины. Обивка кресел выцвела и засалилась, ковер зиялдырами, да и в лучшие времена он не отличался изысканностью. Повсюду былирасставлены нелепые безделушки. Столы без колесиков опасно покачивались. Одноокно было открыто, и, видимо, не было на земле силы, способной его закрыть.Дверь была заперта, но Пуаро знал – это ненадолго. Задвижка не держала, скаждым порывом ветра дверь распахивалась, и в комнату вихрем врывались холодныеклубы воздуха.

– Что ж, приходится страдать, – пробормотал Пуаро, испытываяк себе крайнюю жалость. – Да, я страдаю.

Дверь распахнулась и вместе с порывами ветра впустила вкомнату миссис Саммерхейз. Она оглядела комнату, крикнула «что?» куда-то за еепределы и тут же исчезла.

Миссис Саммерхейз, симпатичная рыжеволосая и веснушчатаяособа, все время что-то куда-то ставила, что-то разыскивала и пребывала всостоянии тревожной озабоченности.

Эркюль Пуаро вскочил на ноги и захлопнул дверь.

Не прошло и минуты, как дверь снова открылась и сновавпустила миссис Саммерхейз. На сей раз она несла большую эмалированную кастрюлюи нож.

Откуда-то донесся мужской голос:

– Морин, кошку снова рвет. Что делать?

– Бегу, дорогой! – откликнулась миссис Саммерхейз. – Ничегоне трогай!

Она выпустила из рук кастрюлю с ножом и снова исчезла. Пуароподнялся и захлопнул дверь. Потом сказал себе:

– Нет сомнений, я страдаю.

Подъехала машина, пес выпрыгнул из кресла, сменив рычание налай. Он скакнул на маленький стол возле окна, и тот с грохотом рухнул.

– Ну, знаете ли! – воскликнул Пуаро. – Это уже чересчур!

Дверь в очередной раз распахнулась, по комнате пронессямаленький ураган, а пес, громко лая, выскочил на улицу. Послышался ясный игромкий, перекрывающий прочий шум голос Морин:

– Джонни, какого черта ты не закрыл заднюю дверь? Эти курицызабрались в кладовку, чтоб им пусто было!

– И за это, – с чувством произнес Пуаро, – я плачу семьгиней в неделю!

Дверь с треском захлопнулась. За окном громко закудахталиразгневанные куры.

Тут же дверь снова открылась, вбежала Морин Саммерхейз,споткнулась о кастрюлю и испустила радостный вопль.

– А я уж ее обыскалась. Вы не будете против, мистер… м-м-м…в общем, ничего, если я тут порежу фасоль? А то в кухне запах стоит простожуткий.

– Мадам, я буду в восторге.

Может, фраза и не вполне соответствовала истине, но была кней достаточно близка. Ибо впервые за двадцать четыре часа Пуаропредоставлялась возможность поговорить с хозяйкой дольше шести секунд кряду.

Миссис Саммерхейз плюхнулась в кресло и принялась неистово,но без особого проворства кромсать стручковую фасоль.

– Надеюсь, – заговорила она, – вам тут не жуть как неудобно?Если что нужно поменять, скажите без стеснения.

Пуаро уже сделал для себя вывод: хозяйка – это самое меньшееиз местных зол.

– Вы очень любезны, мадам, – вежливо ответил он. – Мневесьма жаль, что не в моей власти обеспечить вас достойной прислугой.

– Прислугой! – Миссис Саммерхейз даже взвизгнула. – На этонадеяться нечего! Даже поденщицу не могу удержать. Одна была хорошая, и туубили. Такая я невезучая.

– Вы имеете в виду миссис Макгинти? – быстро вставил Пуаро.

– Да, ее, бедняжку. Господи, как мне ее не хватает!Сначала-то была прямо сенсация! Ведь, можно сказать, убили члена нашей семьи,жуть как интересно, но потом я так и сказала Джонни: за что нам такая невезуха?Без миссис Макгинти я не управляюсь, хоть плачь!

– Вы были к ней привязаны?

– Понимаете, милейший, на нее можно было положиться. Онаприходила в понедельник после обеда, в четверг с утра – как часы. Теперь ко мнеходит эта Берп со станции. У нее муж и пятеро детей. Ясно, что ею здесь и непахнет. То муж сорвался с катушек, то старушка-мать наклюкалась, то детикакую-нибудь заразу подхватили. А у старушки Макгинти если кто и мог сорватьсяс катушек, так только она сама, но до такого почти никогда не доходило.

– В общем, вы считали ее человеком надежным и честным, да?Вы ей доверяли?

– Что-нибудь стибрить, даже пищу, – этого она себе непозволяла. Сунуть нос в чужие дела – что бывало, то бывало. Но так, по мелочи,в письмецо заглянуть, не больше. Ну, оно и естественно. Ведь жизнь-то у нее –тоска смертная, верно?