Муссон - Уилбур Смит

Уил Уилсон провел одну из шлюпок через проход в коралловых рифах в более спокойную воду лагуны — здесь легче и безопаснее высадить на кораллы группу матросов, вооруженных ножами и топорами. Они вцепились в мачту, а вокруг них кипела и волновалась вода.

Тем временем пять сильнейших пловцов во главе с Аболи и Большим Дэниелом поплыли с баркасов и шлюпок на рифы; каждый тащил за собой легкий канат, обернутый вокруг пояса. Концы этих канатов они передали морякам, уже цеплявшимся за мачту, и без помех поплыли назад на шлюпки.

Легкие канаты использовали для того, чтобы протянуть к людям на мачте другие, более прочные и тяжелые тросы. Как только эти тросы были закреплены на конце мачты, шлюпки разошлись и попытались стащить шестидесятифутовую тяжелую сосну с рифа.

На всех баркасах были двойные экипажи, и как только один уставал, его сменял другой. Они выбирали слабину в тросах и, когда тросы натягивались, начинали тащить. Вооруженные топорами матросы тем временем рубили снасти и паруса, зацепившиеся за кораллы, стараясь освободить мачту от цепких объятий. Весла пенили воду, пытаясь сдвинуть с места упрямый груз.

Мачта шевельнулась, подалась на несколько футов, и моряки торжествующе закричали, но почти сразу ствол застрял так же прочно, как раньше. Тяжелую работу пришлось начинать заново. Коралл неохотно уступал фут за футом, но Хэлу пришлось трижды менять команды гребцов, прежде чем мачту сняли с рифа и смогли перетащить на большую глубину.

Уил Уилсон снял тех, кто еще оставался на мачте.

Когда их вытаскивали из воды, стало видно, что руки и ноги у них изрезаны безжалостным кораллом. Хэл знал, что многие из этих ран воспалятся, потому что коралл ядовит, как змеиный яд.

Солнце уже садилось. Хэл снова сменил команды, и шлюпки начали долгий путь мимо оконечности мыса в лагуну за ним. Они буксировали такой тяжелый груз, что казалось, будто шлюпки стоят в воде, а гребцы тщетно налегают на весла; руки и спины моряков покраснели под тропическим солнцем и стали похожи на сырую говядину, а пот лужами скапливался под банками.

Крошечные по сравнению со своим грузом шлюпки мучительно медленно двигались мимо выдающегося в море мыса, но когда они попытались протащить мачту вокруг крайней точки Рас-Ибн-Кума, их зажало в своих челюстях течение.

Пока они сражались с ним, солнце опустилось в море. И хотя люди были близки к изнурению, в их телах ныли все мышцы, а глаза стекленели от усилий и боли, они не могли сделать передышку: стоит им остановиться, как течение тут же снова бросит их на риф. Подавая пример своим людям, Хэл снял рубашку и сел на весла.

Мышцы его спины и рук не были закалены тяжелой работой, как у матросов, и после часа работы он от боли погрузился в транс, валики весел стали липкими от крови из его ободранных ладоней. Но эти боль и гипнотическое покачивание на волнах помогли ему отвлечься от более глубокой боли, вызванной потерей сына.

Около полуночи течение изменилось и теперь помогало им — начался отлив. Они медленно обогнули мыс, вышли в защищенную лагуну и наконец в лунном свете увидели „Серафим“, мирно лежащий в спокойных водах, усеянных отражением звезд. Когда мачту привязали к борту, мало у кого нашлись силы подняться на борт — большинство просто упало на дно шлюпок; матросы засыпали раньше, чем их головы касались досок.

Хэл заставил себя тяжело подняться на борт и пошел к ожидавшему его Неду Тайлеру. Тот с уважением смотрел на усталого капитана с окровавленными руками.

— Немедленно велю врачу осмотреть вас.

Он сделал шаг вперед, чтобы помочь Хэлу перейти с веревочной лестницы на борт, но Хэл отмахнулся.

— Где Том? — хрипло спросил он. — Где мой сын?

Нед взглянул наверх, и, следуя за его взглядом, Хэл увидел на снастях мачты маленькую одинокую фигуру.

— Он там с тех пор, как мы бросили якорь, — сказал Нед.

— Раздайте людям за завтраком порцию рома, мистер Тайлер, — приказал Хэл, — но с первым светом начинайте работу. Бог свидетель, они заслужили отдых, но я не могу этого позволить, пока „Серафим“ не будет снова готов к выходу в море.

И хотя каждая мышца в его теле вопияла об отдыхе, а сам он шатался от усталости, Хэл подошел к грот-мачте и начал долгий подъем на рей.

Когда Хэл добрался до грот-рея, Том подвинулся, давая ему место, и они молча сели рядом.

Горе Хэла, которое он сдерживал весь этот день и ночь, вернулось, и острая боль, словно горячий уголь в груди, заставила забыть об усталости. Хэл обнял Тома за плечи — отчасти чтобы утешить его, отчасти чтобы самому успокоиться.

Том прижался к отцу, но не нарушил молчание.

Звезды двигались над ними по величественным орбитам. Плеяды ушли за горизонт, и только тогда Том начал негромко всхлипывать; его упругое молодое тело содрогалось от невыносимой боли.

Хэл крепко обнимал его, но голос Тома был полон отчаяния, когда он прошептал:

— Это я виноват, отец.

— Никто не виноват, Том.

— Я должен был спасти его. Я обещал. Я дал страшную клятву, что никогда его не оставлю.

— Нет, Том, это не твоя вина. Никто из нас ничего не мог сделать.

Но Хэл мрачно подумал: „Если кто-то и виноват, то я. Мне следовало оставить Дориана в Хай-Уэлде. Он слишком мал для моря. Всю оставшуюся жизнь я буду сожалеть об этом“.

— Мы должны найти его, отец. Должны спасти Дориана. — Голос Тома зазвучал тверже. — Он где-то там. Аболи говорит, его не убьют. Его продадут в рабство. Надо его найти.

— Да, Том. Мы его найдем.

— Мы должны вместе дать новую клятву, — сказал Том и посмотрел в лицо отцу. В звездном свете оно казалось осунувшимся, глаза превратились в темные ямы, а губы затвердели, словно мраморные.

Том ощупью отыскал руку отца. Она была липкой от крови.

— Дай клятву за нас обоих, — сказал Хэл, и Том поднял к небу их сцепленные руки.

— Услышь нашу клятву, Господи, — сказал он. — Мы клянемся не знать отдыха и не переставать искать, пока не найдем Дориана, где бы он ни находился.

— Аминь, — прошептал Хэл. — Аминь.

Звезды перед ним расплылись из-за слез, наполнивших глаза.

Плотники обработали оставшийся на корабле обломок мачты так, чтобы ее снова можно было установить на место. Тем временем саму мачту переправили на берег, и другая команда принялась обтесывать ее конец.

Работа заняла целый день и после наступления темноты продолжалась при свете ламп. Хэл никому не давал передышки, особенно себе.

Вместе с Недом Тайлером он наблюдал за сменой прилива и отлива и изучал берег.

Песчаное дно идеально подходило для их целей, а высота прилива достигла двух с половиной морских саженей.

Мачту подготовили к установке, и в самый высокий прилив „Серафим“ подвели вплотную к берегу и закрепили тросами, привязанными к пальмам у края воды.