Весна для репортера - Максим Замшев

– Что с нашими материалами?

– Нэмае, как говорят наши бывшие украинские братья. Как не было. Вы, кстати, зря так надеялись, что если этот лошок разоблачит с вашей подачи американцев, что-то изменится. Смешно. Сталину тоже докладывали о планах Гитлера. Но он не верил. Я не позволил вам провернуть это дело, только чтоб избежать случайностей. В истории они бывают вредны. Обыграть вас в одиночку, не скрою, было приятно. Да, мое начальство точно недооценивает меня. Не повышает. Ну, это их дело. Скоро про них никто не вспомнит. Имена дипломатов поверженных стран в истории не остаются. А теперь убивайте меня.

– Еще один вопрос. Кто состряпал дезу, что я выдал Дмитрия украинским властям?

– Сам не догадался? Как только сообщили, что Головченко арестован, я подкинул через своих людей эту мысль украинским эсбэушникам. Они пришли в восторг от идеи опорочить твоего отца, одного из главных врагов Незалежной. Я знал: ты такой лопух, что не сможешь ничего придумать в свое оправдание. Жаль, эти кретины не раскусили трюк с двойником. Не жалко двойника-то? Ему там сейчас яйца по полной щемят.

– Развяжите его, пусть идет. – Головченко как ни в чем не бывало отошел к компьютеру и присел на стул.

– Шеф. Вы в своем уме? Как можно отпускать эту тварь? – вознегодовал Сергей.

– Вы же слышали, что произойдет, если мы его ликвидируем. Он прав. Русские сами с ним разберутся. Рано или поздно.

Гена выглядел немного растерянным. Сергей молча развязал его.

– Вали отсюда! – рявкнул Дмитрий.

Гена неуклюже бросился к двери.

– Поясните мне, бестолковому. – Я очень волновался. – Зачем вы его отпустили? Он же выдаст вас! Раскроет эти адреса!

– Раз он меня уже выдал, – Головченко провел рукой по волосам, – второй раз его никто слушать не будет. А квартиры эти нам уже не нужны. Мы уезжаем.

– Куда?

– На Донбасс, разумеется. Только там осталась настоящая Украина.

– А как же Гена? Он же убийца…

– Я же сказал, пусть русские разбираются.

– Неужели нельзя было записать его речь? Это же готовые показания.

– Записали. Когда-нибудь пригодится.

– А почему не сейчас? – Я негодовал. Гена остался безнаказанным.

– Слишком много вопросов. А времени мало. Идите собирайтесь. Сейчас мы вам возьмем билет на ближайший рейс. К вечеру будете в Москве.

– И что мне там делать?

– Ну, это вам решать. – Дмитрий улыбнулся с отеческой теплотой.

– Что мне передать отцу?

– Что хотите. Я вам не советчик.

– А Гена?

– Забудьте о нем.

– Он не попытается расквитаться со мной? Ведь я знаю об убийстве.

– Может, и попытается. Но мы не сможем никак вас защитить. Это уже ваша забота. Будьте осторожны. Каждый из нас беззащитен перед своей судьбой. А в теперешнее время – особенно.

* * *

От отца я ничего не утаил. Он отреагировал крайне эмоционально, орал, что достанет этого Геннадия из-под земли, но потом поостыл.

Еще в самолете я принял очень важное для себя решение. Я никогда не вернусь на телевидение. Не стану ничего никому доказывать, не буду ничего опровергать. Пусть все продолжают думать, что я друг хунты. Ведь если я начну оправдываться, могу повредить Дмитрию и его людям. Их война куда важнее, чем моя. И я обязан принести свою репутацию в жертву им. Отец как-нибудь выпутается. В конце концов, отец за сына не отвечает. Да и меня он должен понять.

Нина – это мое будущее. И его еще предстоит складывать по кирпичику. Только так и никак иначе. Может, еще придется переехать в Киев. На время, конечно. Любовь сильнее ненависти. Если принимаешь другую версию, перестаешь быть человеком.

Когда отец, побледневший и расстроенный, ушел спать, я включил ноутбук и нашел сайт ТСН. На первой же странице прочитал новость: «Бригада телеканала ТСН попала на Донбассе под обстрел террористов, возвращаясь с задания. Корреспондент ТСН Нина Демина ранена, ее состояние оценивают как крайне тяжелое…»

Весна быстро перешла в лето, хотя на дворе еще май. Сожгли людей в Одессе. Донбасс провел референдум о независимости. Все ждут, что вот-вот начнется большая война. Кабанов объявил о разводе и готовится к свадьбе с Ларисой. Эта новость активно обсуждается в блогах. Порой меня одолевает любопытство, как они уживутся…

Нина все еще в коме. Над ней колдуют лучшие врачи Украины. Иногда на украинских каналах демонстрируют сюжеты о ней, которые неизменно заканчиваются кадрами, где ее муж Федор почти не отходит от ее постели и в камеру клянется в вечной любви к ней. Два ее сыночка ежедневно молятся о выздоровлении мамочки…

Я не теряю надежды, что она поправится.

Славика Раппопорта до сих пор не нашли. Наши телевизионщики записали обращение его сына Пети. Когда мальчик в очках говорит с экрана: «Помогите найти моего папу», я испытываю такую вину, что мне не хочется жить.

Но все же я живу…

На работу мне все же пришлось устроиться. В один из московских ЧОПов. Объект мне достался совсем не пыльный. Я охранял Дом композиторов. В одну из ночей в конце августа я заметил, что на крыльце завалился какой-то бомжара. Только этого еще не хватало. Сдохнет – потом замучаешься объяснения писать. Я вышел и попытался растолкать его. Оказалось, что это вовсе не бомж, а человек на костылях. Видно, ему плохо стало. На вид вполне приличный. И чего поперся вечером по Москве? Я помог ему подняться, завел к себе в каптерку, предложил чаю. Мужик носил длинную бороду. Вдруг он произнес:

– Не узнаете меня?

Я вглядывался, вглядывался и наконец понял, что это Станислав, один из подручных Головченко. Я не обрадовался ему. Я почти начал забывать весь тот ужас, с каким теперь для меня был связан Киев и все, что там со мной произошло. Но не выгонять же его…

Всю ночь мы говорили. Она рассказывал мне о том, что творится на Донбассе, как подвиги ополченцев соседствуют с хищными интересами криминальных групп, как борются между собой за власть полевые командиры, как ВСУ выжигают все, что как-то связано с ДНР и с ее сторонниками, как украинские военные не щадят никого.

Их отряд во главе с Головченко на Донбассе примкнул к батальону «Восток», который возглавлял их коллега по прошлому СБУ Александр Ходаковский. Во время попытки захватить аэропорт Донецка Головченко погиб. Мы помянули его теплой водкой, которую Станислав налил из своей фляги. Сам Станислав при этом же штурме был ранен в ногу… Уже ближе к утру я решился спросить у Станислава то, что так меня волновало: каковы были настоящие цели Головченко во всей этой истории с флэшкой. Неужели он думал, что после обнародования плана американцев вся мировая политика изменится? Станислав долго молчал и хмурился. Потом выпил в одиночку. Поднялся, собрался уходить, снова сел. Наконец изрек: