Молоко без коровы. Как устроена Россия  - Денис Терентьев

В Мезенском районе есть типичная бесперспективная деревня – Заозерье. До Архангельска 550 км, по дороге можно проехать только зимой, работы нет, школьников осталось двое – соответственно, и школу собрались закрывать. Правительственные экономисты в таких ситуациях выхода не видят, а пяток бабушек из местного ТОСа додумались сделать дом престарелых на 14 мест. Ведь одиноких беспомощных стариков в районе много. А в соседнем поселке есть заброшенное деревянное здание детсада. Его разобрали, спустили по реке и собрали на новом месте. Дом престарелых встал на бюджетное финансирование, а продукты питания проще всего закупать у местных – вот и копеечка. Под скромную ставку медсестры отремонтировали дом – а это серьезный плюс, когда предлагают работу с жильем. Женщин, желающих уйти от мужа-тирана в северную глушь, по всей России оказалось пруд пруди. В итоге приехала барышня с двумя ребятишками – и школьников стало четверо. А значит, и школа живет.

Тюрин резюмирует: «У местного самоуправления огромный потенциал, но сначала нужен наставник, пускач, которого на Западе называют «агентом социальных изменений». Например, в деревне рухнул мост, и жители начинают искать новый путь на тот берег. Психология людей меняется, когда они сразу думают, как мост восстановить. Это демократия места, маломасштабная экономика, ориентированная не на сверхприбыли, а на то, чтобы люди здесь могли продолжать род, не разрушая свою культуру и экосистему. Не отрицая важности технологий, мы должны говорить о людях как о главном ресурсе модернизации страны. На Север опиралось государство с Петра I, а в XVI веке поморы выстроили систему разумного распределения ресурсов и жили достаточно хорошо. Почему вдруг сейчас они должны жить плохо? Но мы постоянно сталкиваемся с агрессией эффективного мышления, внушающей, что жить в деревне невозможно, не нужно, что здесь социальное дно. Это один из главных деструктивных факторов, который часто транслируется представителями власти, обязанными эти территории поднимать».

За 7 лет работы Глеб Тюрин со товарищи основали в Архангельской области 54 ТОСа. Вложения составили всего 1,5 млн рублей, а экономический потенциал созданного – 30 миллионов. Рентабельность выше, чем в нефтебизнесе, но это не та чистая прибыль, которую можно обналичить или вывести в офшор. Это стоимость инфраструктуры: дороги, мосты, водокачки, котельные, музеи, гостиницы. То, на чем местные жители смогут построить свое благосостояние на годы вперед.

Опыт Тюрина лег в основу долгосрочной федеральной программы развития деревень? Ничего подобного в России, управляемой из центра группами интересов, произойти не могло. Тюрина выдвинули на соискание премии ООН – это правда. Но за признанием пришли косые взгляды и вопросы ЧИНОВНИКОВ: «А чего это ты вдруг возрождать задумал? Какой у тебя интерес? Наверняка все бабки попилил». Область отказалась финансировать проекты Тюрина (до этого выделила 200 тыс. рублей), стало сложнее получать зарубежные гранты.

Конечно, в каждом субъекте Федерации есть бюджет на «развитие деревень». Обычно это 2–3 млн рублей, которые тратятся на буклеты и конференции о сельских проблемах. В 2011 г. небогатая Архангельская область отметила 300-летие Михайло Ломоносова: одних только международных и всероссийских мероприятий – более 60. Бесчисленное количество конкурсов, передач, фильмов под эгидой «Наследники Ломоносова», «Мы живем на земле Ломоносова» и «Ломоносову и не снилось!». В родном селе ученого, где нет канализации, поставили памятник его родителям – а то появились сомнения, что они русские. А уж сколько миллионов ушло на плакаты, бюсты и памятники самого гиганта мысли! И люди привыкли – такой и должна быть поддержка властей.

Без европейского Севера у России не было бы ни Сибири, ни Дальнего Востока, ни Арктики, поскольку купцы из Архангельска, Тотьмы и Великого Устюга шли навстречу солнцу до самой Калифорнии. Еще неизвестно, как Петр I построил бы свой флот без поморов. А при Екатерине II доходы от северной пушнины достигали пятой части российской казны. В войну Архангельск принимал северные конвои с техникой по ленд-лизу, а впоследствии Русский Север вырос в регион-донор с сильной промышленностью. Но за 25 постсоветских лет почти все ушло сквозь пальцы: край-кормилец превратился в дотационный регион.

Несмотря на то что в Архангельской области открыты богатейшие месторождения нефти и алмазов, область потеряла четверть населения. По объему ВРП она на 41-м месте среди российских субъектов – позади Тулы, Удмуртии и Республики Коми. Зато дотаций из Москвы бывшая «жемчужина короны» получает 7,3 млрд рублей – больше Пензы, Республики Марий Эл и даже Карачаево-Черкесии. За последние 8 лет госдолг Архангельской области увеличился в 16 раз и превысил 33 млрд рублей. Как этого удалось добиться? Раньше успехи Севера были прямо связаны с возможностью людей делать все по-своему. А сегодня люди – досадный балласт, который мешает выкачивать последние ресурсы.

Сегодня гостей Архангельска шокирует вид «домов-убийц», которые встречаются даже в центре столицы Поморья. 4-этажные деревянные бараки послевоенной постройки накренились, кажется, на 15–20 %. В каждом ютится по 20–30 семей. Официально в 350-тысячном городе более 400 домов признаны аварийными и ждут расселения. Что могут сделать простые граждане, даже если они еще не разучились держать топор. Ничего! Вон в деревне Ракула Холмогорского района долго-долго разрушалась деревянная Никольская церковь XVIII века. Местные жители ждали-ждали от чиновников решительных поступков, а потом собрали денег и наняли рабочих, которые отделали памятник зодчества сайдингом, перекрыли крышу металлом, а само здание выкрасили в бело-синий цвет. Теперь активистам грозит уголовное дело.

Поморский менталитет начинается с огромного уважения к себе и к соседу. А сегодня мужику ничего нельзя – ни охотиться, ни рыбачить, ни строить, как ему нравится. На все нужен миллион разрешений. И люди стали уезжать. Население Архангельской области, насчитывающее 1,570 млн человек в 1989 г., сегодня усохло до 1,174 млн – то есть на четверть.

Доцент Северного (Арктического) государственного университета Валерий Синицкий объясняет: «Вся экономика области держится на нескольких крупнейших предприятиях. Нет эффективной программы по развитию сельского хозяйства. В 80-х годах на пастбищах паслось 380 тысяч голов крупного рогатого скота, а сегодня по полям всей области 46 тысяч гуляют. Поля есть, они не проданы, а просто заросли. Крестьянина, который скосил траву на заброшенном поле, оштрафовали на 2 тысячи рублей. Хотя должны были поощрить – по сути, провел предпродажную подготовку. В области размером с Францию, испещренной реками и озерами, теперь штрафуют на 100–300 рублей за купание в необорудованных местах.

После войны Русский Север не только не обезлюдел, но и втрое увеличил численность населения к довоенной. Построили космодром в Плесецке, базу Северного флота в Северодвинске, гигантские «Севмаш» и «Северсталь», а продукция промышленности в 14 раз превысила по стоимости сельскохозяйственную. Даже при неэффективной плановой экономике людям удалось сохранить свой уклад, а пожилые поморы кланялись друг другу при встрече: здравствуй, мол, Олег-государь. «Государь» – общий чин для мужика, стоящего на ногах и распоряжающегося своим временем. А сегодня какой ты «государь», если функции районных чиновников дублируют муниципалы, а налоговики разве что на медведя в лесу протокол не составили. Раньше здесь превыше всего ценилась репутация семьи, даже прозвища переходили от отца к сыну. И власть худо-бедно понимала, что таких людей лучше беречь, потому что никакие супретехнологии в Арктике не будут работать, если народ забудет слово «надо». Нынешний губернатор Орлов родом с Донбасса, предыдущий глава Михальчук был из Самары. У их команд другие представления.