Молоко без коровы. Как устроена Россия  - Денис Терентьев

«…По целевому назначению не освоены и фактически утрачены денежные средства в сумме более 50 млн рублей. Не исполнены взятые обязательства по восстановлению школы», – так звучала фабула уголовного дела в отношении бывшего вице-губернатора Архангельской области Сергея Молчанского. В Интернете и сегодня можно посмотреть видео, на котором человек, похожий на экс-губернатора Николая Киселева, при помощи пинцета получает деньги от человека, похожего на крупнейшего поставщика газа в регионе. Другой крупный предприниматель жаловался на губернатора: «Николай Иванович требует свою долю с любой копейки».

Цена человеческого фактора в России настолько высока, что мне в какой-то момент стало казаться, что он решающий. Что можно работать в России и при существующих институтах, если в каком-то месте, словно трава сквозь асфальт, сложилась способная команда управленцев, а в людях ожила предпринимательская жилка. Эта мысль, появившаяся у меня на Кенозерье, только окрепла, когда я попал в Тотьму.

10-тысячная Тотьма находится на полпути между Вологдой и родиной Деда Мороза – Великим Устюгом. Вокруг неприветливые леса, до моря тысяча верст, и невозможно поверить, что именно этот городишко снарядил около двадцати экспедиций, открывших всю «русскую Америку» и основавших Форт-Росс в Калифорнии. Не верится, что в этой глуши возводили храмы в стиле барокко до Бартоломео Растрелли. По российским меркам Тотьма и сейчас представляет собой аномалию: в отсутствие градообразующих предприятий нет ни безработицы, ни повального пьянства, а уровень доходов выше, чем в областном центре.

Скорее это российская провинция из сладких снов российских демографов: ухоженные деревянные дома, аккуратные снопы в поле, 170 видов узоров на наличниках и много молодежи. Здесь не найти ни одного брошенного дома с заколоченными ставнями, хотя их полно, например, в 100 км от Москвы. Владелец авторемонтной мастерской на трассе рассказал мне, что к нему практически не обращаются тотьмичи: они сами что угодно починят, все с руками. А еще он сделал отменное наблюдение: «Поедешь в Тотьму, обрати внимание: там все считают, что сейчас лучше жить, чем при большевиках. В глубинке такого нигде нет, все вспоминают хлеб по пять копеек. Теперь можно скотину держать и продавать, бизнесом заниматься, очередь за тем же хлебом с пяти утра занимать не надо, а бездельники все равно тоскуют по Советам и не видят своих возможностей». В итоге в Тотемском районе осталось четыре сельхозпредприятия вместо двадцати колхозов, которые делают вдвое больше продукта.

В самой Тотьме я услышал массу путаных объяснений, почему это место стало особенным. Суть примерно такая. У Тотьмы было несколько веков расцвета в самых разных областях: мореплавание, солеварение, производство игрушек, за которые Тотьму называли «русским Нюрнбергом». Простые истины, что процветание приносят труд и порядок, что деньги надо вкладывать, а не проедать, ушли на семейный уровень и пережили советскую власть. В провинциальной глуши старый уклад лучше сохраняется, но идеализировать его не надо. В местной газете я обнаружил заметку «Найден мертвый ребенок, которого, вероятно, задушила мать».

Местная учительница сформулировала лучше всех: «Мы же в России живем, а не в Швейцарии: есть и коррупция, и бытовуха, и бандиты, и плохая медицина. Но никто не хочет понять, почему население растет и люди живут хорошо, а никаких предпосылок к этому нет. Тут порода, понимаете? Ее веками создавать надо, тогда и сохранится надолго. Когда советская власть пришла, здесь не было люмпенов, чтобы своих же расстреливать. Здесь мальчишки всю жизнь соревновались, кто сколько ремесел знает. Купцов уже сто лет нет, а деньги в долг до сих пор без расписок дают и домов не закрывают. Приезжают тысячи туристов в надежде увидеть наши прекрасные храмы и ужасы нищей глубинки. А храмы разве не тотьмичи строили?»

Глава Тотемского района Николай Трофимов вполне серьезно говорил, что проблем в городе больше, чем достижений: дороги все-таки неважные, на некоторые инженерные должности не найти специалистов. Район собрался вложить деньги в новую больницу, а привлечь молодых врачей непросто: «Потихоньку решаем проблему, приобретаем для них квартиры за счет бюджета – две-три в год, больше пока не можем. Основой экономики должен стать туризм, но сложно рассчитывать, что частные фирмы обеспечат нам нужный поток гостей. Создали свое муниципальное турагентство, пытаемся реформировать инфраструктуру, но хорошие дороги слишком дорого стоят. Феномен Тотьмы в ее людях, поскольку нефти с газом у нас нет, а церквей и красивых пейзажей полно по всей России. Значит, для развития нам нужно создавать условия для достойной жизни тотьмичей».

Трофимова слушаешь, словно иностранца. Ведь едва ли не самый модный тренд провинциальных управленцев – сокращать число школ и больниц, чтобы снизить нагрузку на бюджет. Но в Тотьме большая часть чиновников – не варяги, а местные жители, которые почему-то редко уходят на повышение в Вологду.

Управленческий тренд в Тотьме прост, как помидор, – делать все на перспективу. Например, в любом провинциальном городишке больше половины бюджета улетает на ЖКХ. Гнилые трубы, убитые подстанции – это камень на шее у любых планов. Чаще всего градоначальник постоянно латает бреши в полуживой системе, чтобы успеть уйти на повышение до того, как случится глобальный коллапс. А в Тотьме в течение пяти лет тратили львиную долю бюджета на дорогие металлопластиковые трубы, не требующие замены лет сто. И в итоге получили результат – свободные финансы, которые сегодня можно потратить на квартиры для врачей. Ведь только при наличии больниц и школ в городе будут оставаться жители. А дальше нужно везение.

Но если работа на перспективу не велась много лет, получается что-то вроде точки невозврата. Я понял это, когда заехал в поселок Туровец недалеко от Тотьмы, чтобы посмотреть на результаты оригинального проекта по искоренению пьянства в глубинке. Несколькими годами ранее губернатор в разгар зерноуборочной увидел в полях созревший урожай и ни одного крестьянина. «Запой», – пояснили ему советники. Губернатор, конечно, знал, что проблема алкоголизма на Вологодчине стоит очень остро. Но целая деревня в запое в самую страду – это чересчур. И глава потребовал создать реально работающую программу борьбы с явлением. Чиновники выбрали под «пилот» четыре населенных пункта, включая Туровец, и «пошли в народ».

Первый десант составили психологи, наркологи и социальные работники из Вологды, которые рассказывали: «Никто из специалистов сельской жизни не нюхал. Когда мы заходили в сельские дома, каблуки наших туфель проваливались в пол. Мы вызывали пожарных, когда местный житель топил баню по-черному. Понятно, что крестьяне нас не услышат и не поймут. «Бросать пить? А зачем?» Одно лишь протрезвление не было целью проекта. Хотели создать в провинции живую интересную среду, чтобы люди были предприимчивыми, богатели, растили детей, культурно отдыхали. Но ведь бесполезно создавать в квартире уют, если в ней не работает канализация, нет света и тепла. То же самое и с пьянством – без его искоренения никакого сельского благополучия быть не может».

На российском Северо-Западе есть несколько примеров трезвых деревень, но они, как правило, держатся на чьем-то авторитете. Грубо говоря, председатель колхоза грохнул кулаком по столу и приказал всем «подшиться»: либо зарабатывай вместе со всеми, либо подыхай под забором, никто тебе не поможет. Амбиция вологодского эксперимента заключалась в том, что к кодированию решили не прибегать, потому что через год-два «вылечившийся» алкоголик начинает заливать глаза пуще прежнего. Решили создавать другие приоритеты: «Люди у нас пьют, потому что больше и заняться нечем. В советские времена у нас был мощный лесной промысел, древесину за границу продавали, в Японию. А оттуда мужики магнитофоны везли, видики, шмотки. Мы их потом продавали, к нам со всего Союза приезжали».