Свое время - Яна Дубинянская

Всю жизнь мечтал поиметь госпитальную девку.

Она лежит голая и мокрая, раскинув руки, ноги и сиськи — и наконец-то полузакрыв глаза. Улыбается блаженно. Я так и не перевернул ее вверх той самой знаменитой задницей; досадно, черт. В следующий раз?..

— Мне на дежурство, — говорит она, не открывая глаз.

Спохватившись, беру в замок ее запястье. Сдавливаю не слишком сильно:

— Пофиг. Лежи.

Она лениво потягивается. Я никак не могу понять, в каком она сейчас времени. И в каком времени я сам. Приходит в голову, что разница между спецохранцем и госпитальной девкой немногим больше, чем у ликвидатора и столовской, а может, и аналогична вообще. И непонятно, чего я дергался. Не впервой.

Она протягивает крест-накрест свободную руку и поглаживает:

— Большой.

Девки думают, что ни один мужчина не может это слышать равнодушно. Дуры. Нато у меня однажды за такое получила; как будто я сам не знаю, что большой.

— Ты ликвидатор, Молния, — говорит она без вопроса, и лучше бы не говорила.

— Я спецохранец.

— В сером?

Она приподнимается на локте, подцепляет в щепотку за ворот мой сброшенный комбинезон — со стуком откатывается куда-то ликвид — и окончательно открывает глаза.

Сажусь и забираю у нее свою форму. Отвернувшись, начинаю одеваться. Я люблю свою работу, а знаки отличия мне скоро выдадут другие. Не ее собачье дело.

— Я заметила, что ты в спецохранном времени, — говорит у меня за спиной. — Иначе мы бы и не встретились, разве что…

Короткий смешок, за который я готов ее убить. Не встаю и не припечатываю только потому, что заедает молния. От совпадения слов самому становится смешно.

— Ненавижу дом-больнички.

— Все ненавидят.

— Как ты попала в госпитальные девки?

Задав вопрос, вспоминаю, что забыл спросить ее имя. Но это не так интересно.

— В дом-саду подбирала больных котят.

— Зачем?

— Нравилось, как они мурчат под рукой.

— Что тебе еще нравится?

Она тоже встает, потягивается и наклоняется за своим зеленым шмотьем, выставив задницу; а меня хватает только на то, чтобы шлепнуть по ней с размаху, и то получается смазанно и косо, потому что я боюсь не успеть.

— Спать с коммуналами?

— Почему с коммуналами? — отзывается невнятно, ша­ря где-то внизу.

— Ты же любишь быть быстрее.

— И сверху люблю.

Хмыкаю:

— В следующий раз.

Она уже одета, а я и не заметил, не отследил; но голос звучит обычно, на человеческой частоте, как если б она соизволила ненадолго замедлиться для меня, чисто для коротенького ответа — и это еще обиднее.

— Непременно.

Никакого следующего раза не будет, мы оба это знаем, хоть что-то происходит у нас одновременно, в одном ритме, в унисон. Трахай столовских девок, Молния. А еще лучше — коммуналок. По ночам.

Она присаживается на край койки. Скользкой и зеленой дом-больничной койки, где мы непонятно как помещались вдвоем; а было бы ржачно загреметь отсюда в самый момент. Ну что ж, это тебе не дом-трах. Это предназначенное совсем для другого ее рабочее место.

— Ты знаешь, Молния, на задворках у каждого человека свое время, — вдруг задумчиво говорит она. — У каждого. И можно им управлять. Ускоряться, замедляться, синхронизироваться… если хочешь. А если нет — так и оставаться самому в своем. И это нормально. Никто не лезет в чужое время.

Больше всего это похоже на провокацию, подставу. Напрягаюсь, готовый услышать от нее: «плебс-квартал».

Она оборачивается через плечо и смотрит. И ничего особенного в ее глазищах. Просто большие, светлые, выпученные, как у рыбы.

— Про задворки рассказывают много фигни, — огрызаюсь я.

— А ты бы хотел?

— Что?

— Свое время.

Это уже явная подстава, и надо просто вставать и уходить. Но я все-таки отвечаю:

— У меня есть. Мое. Рабочее. Время.

И добавляю совсем уже лишнее:

— То-то они все лезут к нам сюда, со своих задворок.

Подбираю ликвид. Пристраивая на поясе, натыкаюсь пальцами на прямоугольный бугорок мобилы. Интересно, выдают ли мобилы госпитальным девкам; наверное, да, у них же бывают срочные вызовы… Достаю не для того, чтобы покрасоваться перед ней или что-то доказать. Просто достаю.

И вижу непринятый звонок.

Все пропадает, все теряет смысл. Госпитальная девка, имени которой я так и не узнал, а задницу как следует не пощупал, улетучивается, словно ее и не было никогда. Они звонили, а я не ответил. Не оказался на посту, на своем месте, в своем времени. А может, уже и провалил задание. И неизвестно, оставят ли меня теперь хотя бы ликвидатором.

Я смотрю в экран, он все светится и никак не гаснет, словно зависнув во времени вместе со мной, уже не спецохранцем, не ликвидатором, никем. Кажется, я слышал когда-то (от Грома?), что у мобилы есть функция ответного вызова, что можно перезвонить. Самому. Им. И что сказать — что я трахался в дом-больничке и потому забил на них, на спецзадание, на вип-гостя, положил с прибором?!

Мое время стоит. Никогда раньше со мной такого не было, даже в те дни, когда меня разжаловали в коммуналы, даже если вдруг проснуться перед рассветом и потом никак не уснуть… Я вспомнил, я откуда-то всегда знал, на какую кнопку надо нажать. Торчу посреди помещения и тупо пялюсь на светящуюся мобилу в руке.

Она звонит сама.

Я не знаю, что означает для меня этот звонок, счастье и страх замыкают друг друга, словно оголенные провода в ладони, и после мгновенной вспышки наступает пустота. Мне уже все равно, и я отвечаю, как всегда:

— Молния. Слушаю.

— По нашим данным, вы отстаете от объекта, Молния. Ускорить?

— Что?

Звучит тупо. Что поделать, если я и правда совершенно туп.

— Ваше рабочее время.

— Ускорить.

На самом деле я переспросил, потому что опять не понял. Но язык не воспроизводит ничего похожего на вопрос. Он и шевелится-то с трудом, а губы не размыкаются вовсе.

— Ускоряем. Быстрее, Молния! Координаты…

Координат я уже не слышу. Они записываются прямо в мозг, причем в спинной, сразу двигательной, мышечной программой — и я лечу. Лечу, сорвавшись с мертвой точки, ускоряясь на ходу, и это не сравнить ни с чем; когда я пробую подставить рядом недавнее копошение на кушетке с госпитальной девкой, меня пробивает на ржаку в голос, и какие-то сонные зеленые гусеницы расползаются в стороны, заслышав этот, могу себе представить с поправкой на частоту, звук. А были быстрее меня, госпитальные шлюхи.