Собрание сочинений. Том 1. Голоса - Генрих Вениаминович Сапгир
Шрифт:
Интервал:
У Вэвэ прошел озноб по спине. Он знал, что такое «замыкание» и что может воспоследовать – да, да, вплоть до этого самого. Дело чрезвычайное.
– Запретить, – сказал Вэвэ в пустоту, откуда могли появиться любые неприятности.
– Попробуй запрети Джону Кеннеди. Или Иосифу, – хмыкнул полковник. – Дело запущено. Внушение работает.
– Свернуть? – предложил Вэвэ, потому что надо было что-то предлагать.
– Все та же проблема.
– Самому Джону Кеннеди хватило одного выстрела из окна.
– Что ты говоришь, сколько людей запущено в разработку, сценарий утвержден, съемки вот-вот начнутся…
– Может, обе группы слить вместе? – нерешительно предложил Вэвэ.
– Пожалуй… – длинная голова склонилась набок, как дыня под ашхабадским солнцем. – Нет, это невозможно. Идеологии разные.
– Наша группа под водительством мудрого вождя идет по исконно русскому пути.
– Вот видишь, а на «Мосфильме» – интернациональная. Передерутся.
– И отлично! – с этим возгласом в кабинет скорее вбежал, чем вошел, бледный кудрявый блондин лет шестнадцати, косенький, в больших роговых очках. Он помахивал пачкой синек с чертежами и вычислениями.
– Гений, – безрадостно отрекомендовал его начальник.
– Пусть передерутся. Но по теории игр. Доложите Председателю Комитета и в ЦК, пусть передерутся. Когда наши машины будут готовы, мы устроим между этими голубчиками Армагеддон с реальными параметрами и настоящими жертвами, но в виртуальной реальности. Кто победит (компьютеры определят это), тот и выберет путь, по которому дальше пойдет Россия.
– В какой реальности? – не понял полковник.
– В виртуальной, – с удовольствием повторил юноша. – Не волнуйтесь, умирать будут убедительно и разнообразно.
«Говорит, как пишет, – подумал Вэвэ. – И откуда они такие берутся? Никого не жалко. Как машина покажет, так и будет».
– Будущий Эйнштейн! – восхитился полковник, и глаза его совсем погасли. – Операцию «Армагеддон» назначаю на пятницу. Оружие участникам операции не применять, – сказал он как бы между прочим.
– Надо предупредить представителя другой группы, – сказал Вэвэ. – Надо позвонить, вызвать. Замыкание!
– Уже здесь, – просто сказал Мурат.
Вэвэ нарочно не поднимал головы, пусть Наташа подойдет поближе.
Когда он посмотрел, то увидел, что рядом стоит высокий парень в кожаной куртке, из‐за пазухи выглядывает розовыми бусинками белая крыса.
ГЛАВА 16
В среду было так плохо весь день, к вечеру все же позвонил профессору Сергею Сергеевичу.
– Срочно вызывайте скорую, и пусть везут в тридцатую больницу. Я распоряжусь.
Скорую вызывать не стал, а собрал себе портфель – со старых времен остался, когда на службу ездил, и побрел потихоньку на электричку.
Идти было темно и по грязи скользко – через поле от фонаря до фонаря, а в березовой роще и вовсе ощупью, благо недалеко и дорогу наизусть ноги выучили.
Сидел Олег Евграфович в полупустом вагоне – тревожное чувство какое-то – еще на платформе троих приметил: угрожающие силуэты в синеющих сумерках Подмосковья.
Неподалеку молодой интеллигент, очки – над газетой, дальше, наискосок женщина с девочкой – на Веру Ивановну похожая. Все же жалко соседку сверху. Первый муж пил и дрался, пока не посадили за что-то. Другой муж пил и дрался, пока в пьяной драке не убили. Специально, что ли, она таких выбирала? Или ее такие сразу видели: добрая, пьющая и одна живет (девочка не в счет). А девочка Вероника на взрослую женщину похожа: бледная, почти не улыбается – и сколько лет, непонятно. Главное, головка небольшая миловидная и бюст намечается. А ведь ей лет девять-десять. Не торгует ли ею Вера Ивановна? И думать грех! Да, Федор Михайлович ведь тоже – вообразил себе, не верю, что было, – девочка, мыла полы, навязчивый образ, чуть с ума не сошел…
– Мужик, давай сюда угол!
Трое нависают. И ведь никуда не денешься. Выход перекрыт, в вагоне почти никого. Ближний с губой и челкой, противно стало, врезать бы ему сейчас, убьют, не сомневайся.
– Да нет там ничего.
Второй, впалощекий, худенький, проворно схватил пузатый портфель, прямо как кошку, открыл замок, заглянул и брезгливо опрокинул, вытряхнул. Все высыпалось на деревянное сиденье: полотенце, бутылка воды, сверток с двумя яблоками, бритва, зубная щетка; папка драгоценная тоже выскользнула…
– Мужик в Бутырки, ебеныть, сам едет садиться! – загоготали разом. Такого еще не видели.
– Ну, борода, привет Седому передавай, в старом корпусе, говорили.
– Уморил!
Повеселев, двинулись дальше, внимательно осмотрели молодую женщину с девочкой, что-то сказали, не слышно за стуком колес. «Сейчас уйдут!» – подумал Олег Евграфович. – Уходят. Стоп, остановились возле читающего в очках. А перегон длинный, поезд ход прибавляет. Классика. «Сейчас встану!» – думает Олег Евграфович, нащупав на сиденье бутылку минеральной. Нет, беседуют довольно мирно. Вот человек поднялся и пошел впереди троицы на выход. Парни тронулись за ним, переговариваясь. Задвинулась дверь вагона. И как будто что-то ушло, воздуху прибавилось. «Может само рассосется», – так подумалось.
Женщина и девочка прилежно смотрели в окно. Пассажир не возвращался. Через некоторое время поезд стал замедлять ход. Это еще не была Москва. Олег Евграфович, подхватив портфель и сжимая в руке оружие – бутылку, вышел на площадку. Там никого не было.
Нет, что-то подсказывало: не рассосалось. На полу возле закрытой пневматической двери лежали раздавленные очки. Причем одно стекло – целое, будто очки подмигивали кому-то. Олегу Евграфовичу стало дурновато, печенка резко и неприятно заболела. В тамбуре летала брошенная газета. Можно было прочитать: ИЗВЕСТИЯ… СТРАНА НА ПОДЪЕМЕ… МЫ БУДЕМ ЖИТЬ ПРИ…
Из соседнего вагона прошел работяга. Он дико посмотрел на бутылку-гранату в руке Олега Евграфовича. Тот поспешно спрятал ее в портфель.
Верно говорит Вэвэ, добро должно быть с кулаками. После операции займу свое место в боевой пятерке. И слова гимна стали складываться сами собой.
Поезд подходил к Москве.
ГЛАВА 17
По Библии уже настала пятница, и надо было спешить, чтобы закончить все до субботы. Несмотря на жару, солнце на закате пряталось в длинные почти черные облака. Вдали виднелись стены и башни условного Иерусалима. Золотой широкий купол Храма отсвечивал в последних лучах. Острые минареты (гораздо более поздние) дополняли картину.
Равнина была плоская и гладкая, как стол. С одной стороны – волна взметнулась и застыла – утесы, и в них застрял
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!