Лабиринт Ванзарова - Антон Чижъ

Головка ее наклонилась к плечику, глаза закрыты, с губ слетал утробный стон.

Отстранив Ванзарова, Лебедев опустился на колени, коснулся ее шеи.

– Не стойте истуканом, найдите себе дело, пока приведу в чувство, – Аполлон Григорьевич раскрыл саквояж.

Шанс заманчивый. Минуя осколки и разбросанные предметы, Ванзаров обошел гостиную, вышел в коридор, осмотрел спальню жены и спальню мужа, столовую, кабинет Морозова и даже заглянул на кухню. Прочих следов разгрома не нашлось. Если не считать распахнутого книжного шкафа, в котором посреди полки для томов большого формата зияла дыра. Коллекция фарфора в стеклянных шкафчиках осталась нетронута.

В гостиной раздался тяжкий кашель, переходящий в вой и плач. Ванзаров поспешил вернуться.

Разрезанная скатерть валялась рядом с приличным шматком юбки. С узлами Лебедев не церемонился, резал без жалости. Полина Витальевна сидела на стуле, выпучив слезящиеся глаза, не замечая густую слюну, свисавшую с губки. Прическа находилась в ужасном беспорядке. Дамы не слишком любят, когда их застают в неприличном виде. Бедняжке было не до манер. «Слеза жандарма», которую Аполлон Григорьевич влил, к жизни вернула, но возвращение оказалось трудным. Организм мадам Морозовой испытывал страдания, какие в аду получают грешники. А вовсе не бедные невинные вдовы.

Заметив Ванзарова, она издала вопль раненой чайки, вскочила, ее мотнуло в сторону, она ухватилась за край стола, оттолкнулась и бросилась на грудь чиновника сыска. Припав, обвила его шею и разразилась такими слезами, что сюртук должен был промокнуть насквозь.

– Вот она, женская благодарность, – пробормотал Аполлон Григорьевич, пряча склянку с волшебной жидкостью. – Кто-то спасет, а на шею другому бросается…

Полина Витальевна плакала долго и со вкусом. В таком случае надежная мужская грудь куда лучше подушки или ненадежной груди подруги.

Наконец, слезы кончились, остались последние вздохи. И они стихли. Когда измученная женщина была усажена, она смогла говорить. История оказалась трагическая.

Около полуночи, когда Морозова собралась лечь спать, раздался звонок в дверь. Она доверчиво открыла. Ворвался какой-то ужасный человек в длинной шинели, лицо замотано шарфом, на носу черные очки, как у слепого, да еще черная фуражка. Он схватил, поволок ее в гостиную, сорвал скатерть, все перебив, связал. Она не могла ни позвать на помощь, ни оказать сопротивления. Ужасный гость бросил ее на пол, после чего выскочил из гостиной, бегал по дому, пока входная дверь не хлопнула. Она оказалась в полном одиночестве. Пыталась звать на помощь, но вскоре убедилась в бесполезности. Сама не могла ни встать, ни рукой шевельнуть. Полина Витальевна поняла, что обречена лежать связанной, пока завтра, после праздников, не вернется кухарка. Она забылась спасительным сном.

– Думала, умру от голода и жажды, – пожаловалась под конец.

Аполлон Григорьевич отметился циничным смешком: дескать, сутки голода только на пользу.

– Зачем же вы дверь открыли? – спросил Ванзаров.

В ответ ему похлопали ресницами.

– Но как, Родион Георгиевич… Звонят же…

– Вы дома одна, слабая женщина, поздний час. Кого ждали в полночь?

Смысл вопроса Полина Витальевна уловила.

– Намекаете, что ждала любовника? – заплаканное личико еще и обиделось. – Как это глупо, Родион Георгиевич. Как ранят такие ваши подозрения… Я вдова, еще мужа не похоронила…

Аполлон Григорьевич не преминул издать мерзкий хмык: дескать, кому мешали мертвые мужья. Его осадили особым взглядом чиновника сыска.

– Как назвался пришедший?

Простой вопрос привел в легкое смущение. Вдовушка отвела глазки. Еще сырые.

– Он сказал… сказал… – подбирала она слова, – что принес известие от… от одного человека.

– Кого именно?

– Нашего родственника.

– Могу узнать его имя?

– Он совершенно ни при чем.

– Ждали Федора Алексеевича Морозова?

Аполлону Григорьевичу не позволили озвучить не слишком приличные мысли.

– Что вы, что вы!

Судя по искреннему испугу, вдова уже знала о судьбе пасынка. И его наследстве.

– Мадам Морозова, позвольте обрисовать положение дел, – сказал Ванзаров исключительно вежливо. – Ваш муж, Алексей Николаевич Морозов, купил мастерскую по производству зеркал. Предположу, что там готовились фальшивые венецианские зеркала. Одно из которых вы нашли в доме. Мастерской занимался его сын, Федор Алексеевич. Для того чтобы скрыть причастность, Морозов объявил, что разругался с сыном. Однако перевел на него все состояние. Думаю, вам об этом уже известно. Морозов погибает у себя в магазине при странных обстоятельствах. Далее погибает его сын похожим образом. Это вам тоже уже известно. По закону вы становитесь полноправной наследницей всего. Федор Алексеевич ведь не успел жениться на вашей подруге Ариадне Клубковой. Которая к тому же была любовницей вашего мужа. Каков вывод? Интересант обеих смертей остается один. Напомню: вы были пойманы в магазине, когда искали там завещание.

Рукавом платья, по-простому, Полина Витальевна отерла глаза.

– Намекаете, что я их убила?

– Вы лично не убивали ни мужа, ни вашего пасынка. Это сделал другой. Ему вы открыли дверь в полночь. Вашему сообщнику. То, что произошло здесь, плохо поставленный спектакль, чтобы отвести от вас подозрение. Якобы ворвался преступник, вы чудом остались живы. Детали продуманы плохо: нападавший побил немного посуды, сорвав скатерть, оставил вас в живых, ничего не украл и был так любезен, что запер за собой дверь. Думаю, пристав Хомейко достаточно умен, чтобы не поверить в розыгрыш: ему очень нужно раскрыть смерть вашего мужа.

– У мадам Морозовой нет никаких повреждений, – добавил Лебедев. – Ночной злодей обращался крайне бережно. Пора вызывать пристава…

Вдовушка умела разбираться в мужчинах. Намного лучше, чем те разбирались в ней. Она смекнула, что господа полицейские шутить не намерены, очаровать их не выйдет.

– Родион Георгиевич, я не соврала, – сказала она тихо, как робкая ученица. – Даю вам слово: я не знаю этого ужасного человека… Ворвался, топал в сапожищах… Я так испугалась, что у меня силы отнялись… Да, не смогла ему противиться… У него огромная сила, хоть он хромал. Повалил меня на пол, связал скатертью и принялся рыскать по гостиной, слышала, как он дом обшаривал…

– Что он искал?

– Требовал отдать альбом фотографий.

Аполлон Григорьевич хотел обменяться немым вопросом с Ванзаровым, но тот головы не повернул.

– Каких именно фотографий, госпожа Морозова?

– Старый семейный альбом Алексея Николаевича…

Повисла тишина. Ванзаров медленно, будто покупатель, осмотрел пол.

– Он требовал зеркало, которое вы обнаружили?

Полина Витальевна мотнула головкой.

– Шипел: где альбом мужа… где альбом… отдай альбом… Такой мерзкий…

– Откуда он знал, что в доме есть старый альбом?

– Ума не приложу, поверьте, Родион Георгиевич.

– Раз он знал, что альбом в доме, значит, бывал здесь.

Вдова истово перекрестилась:

– Вот вам крест: никогда его не видала… Муж такого бродягу в дом бы не пустил…

– Выдали, где находится альбом?

– Что мне оставалось, – она жалобно вздохнула. – Я была в его власти…

– В кабинете мужа в книжном шкафу, – сказал Ванзаров.

Она вздохнула, раскаиваясь в слабости.

– Откуда вы узнали?

На подобные вопросы он не отвечал.

– Заглядывали в альбом?

– Федор Алексеевич не разрешал… Держал его под замком…

– Вы нашли способ сунуть нос в фотографии.

Полина Витальевна скромно промолчала. Носик ее выдал.

– О, женское любопытство! Всему ты виной, – в манере провинциального трагика продекламировал Аполлон Григорьевич. Аплодисменты не сорвал, а нелестные взгляды с обеих сторон заработал.

– Что было в альбоме? – продолжил Ванзаров.

– Ничего особенного. Обычные семейные фотографии семьи Морозовых. Задолго до меня…

– У вашего мужа была младшая сестра. Как ее звали?

Вдовушка задумалась, копаясь в пыльных уголках памяти.

– Вера… Да, точно: Вера Николаевна, – вспомнила она. – Алексей Николаевич очень любил ее, свято хранил о ней память. Каждый год посещал могилу…

Видимо, молодую жену с собой не брал.

– Более пятнадцати лет назад Вера Николаевна утонула, катаясь на катере по Финскому заливу?

Подобной осведомленности Полина Витальевна не ожидала.

– Как вы узнали? – спросила он без притворства.

– Незадолго перед этим она вышла замуж за подающего большие надежды доктора психиатрии, – сказал Ванзаров, будто ставил на кон состояние.

– Вам и это известно? Ну и ну… Столько лет прошло.

– В замужестве она стала Чухонцева… Вера Николаевна Чухонцева, – он не спрашивал, утверждал.

Мадам Морозова согласно кивнула. Аполлон Григорьевич наблюдал молча, как зритель, перед которым разворачивается великолепное представление. Раз ему не позволили сыграть главную роль.

– Все эти годы ваш муж поддерживал отношения с Чухонцевым, помогал ему деньгами, – продолжал Ванзаров вслух то, что выстроилось в мыслях. – Он знал, что Чухонцев занимается ясновидением, потом стал изучать возможность выхода в четвертое измерение… Господин Морозов хотел получить от этого выгоду. Через четвертое измерение попасть в прошлое, набрать там ценных