Дети Божии - Мэри Дориа Расселл

гарем из рожденных третьими женщин, чтобы дети их были охолощены и не претендовали на наследование. Статус их не будет раздражать будущих детей Высочайшего от его малолетней невесты ВаПалкирн, сохраняя таким образом союз с востоком. Моя госпожа спрашивает: продолжать ли мне?

Более не глядя на нее, он сказал:

– Продолжай.

– Если угодно Высочайшему, моя госпожа Суукмель говорит: рожденные свободными дети гарема лишь один день будут плясать в дневном свете и в славе солнц, осуществляя стремление их отца к переменам лучше, чем он себе может представить.

Моя госпожа говорит: пусть Высочайший подумает о том, кого из его детей можно научить пению новых песен. Пусть пришлет он этого ребенка госпоже Суукмель на воспитание, ибо в этом она станет его партнером, и такое дитя может стать мостом, соединяющим то, что есть, с тем, что может быть. Госпожа моя спрашивает: продолжать ли мне?

– Да, – сказал Высочайший, однако после этого он слышал очень немного из того, что говорила далее рунаo. Вместо этого Хлавин Китхери ощущал умом жаркий ветерок, дышавший из двора, видел, как мягкий ветерок будет теребить края шелкового шатра, будет вздымать на ладонь прозрачную ткань от камней, открывая пятки нежные, как утренний воздух. На короткий момент явились и воображаемые лодыжки – крепкие, красивые, украшенные браслетами и драгоценостями. Представил себе то, что могло бы быть, если взять то, чего он желал, а не то, что она предлагала…

Откровенность. Союз. Ум, равный его собственному. Не все, чего он хотел бы, но все, что, как стало ясно, она могла дать ему.

– Скажи своей госпоже, что она такова, как о ней говорят, – проговорил Хлавин Китхери, когда рунаo умолкла. – Скажи ей, что… – Поднявшись, он посмотрел в глаза Таксайу: – Скажи ей, что я благодарен ей за советы.

Глава 20

Джордано Бруно

2063 год по земному летоисчислению

– Мальчишкой я хотел стать террористом, – проговорил Жосеба Уризарбаррена. – Согласно семейной традиции – обе мои бабки принадлежали к EТА[45]. Конечно же, мы называли себя борцами за свободу. Лучше?

– Да, – выдохнул Сандос.

– Хорошо. Дайте мне другую руку. – Сандос протянул другую ладонь и позволил баску опереть предплечье на поднятое колено. – Получается не всегда, – предупредил Жосеба, ощупывая большими пальцами пространство между обеими длинными костями, пока не нашел то место, где мышца переходила в сухожилие.

– Мой дядя потерял большую часть правой руки, когда мне было примерно восемь лет. Знаете, как они называют те случаи, когда бомба взорвалась слишком рано? «Произошла преждевременная разборка».

Сандос отрывисто хохотнул, к удовлетворению Жосеба. Даже одурманенный, Сандос находил забавной игру слов, хотя прочие формы юмора до него не доходили.

– Тетка моя говорила, что он выдумывает свою боль, чтобы его пожалели, – проговорил Жосеба, нажимая уже сильнее. – Мертвый пес не кусается, говорила она. Руки у тебя больше нет. Как может болеть то, чего больше нет? Дядя обычно отвечал ей: боль столь же реальна, как Бог, она незрима, неизмерима, могущественна…

– …Как стерва, с которой приходится жить, – выдавил Сандос дрожащим голосом. – Вроде твоей тетки.

– Тут ты прав, – заторопился с ответом Жосеба, склонившийся над рукой. Переместив большие пальцы, он нажал посильнее, слегка удивляясь тому, что оказался в этом положении. Одетый только в нижнее белье, поднявшийся с постели в два часа утра с полным мочевым пузырем, он обнаружил Сандоса, метавшегося по кают-компании, как обезумевший в клетке дикий зверь.

– Что случилось? – спросил Жосеба, и Сандос для начала огрызнулся. Баск знал, что Сандос не из тех, кому легко помогать, но именно такие люди более всего нуждаются в помощи, как было ему известно.

Опасаясь, что он всего лишь поставит пуэрториканцу синяк, и страдая от потребности помочиться, Жосеба уже собирался сдаться, когда услышал короткое и резкое рыдание.

– Да? – спросил Жосеба, чтобы увериться в том, что можно прекратить процедуру.

Сандос не шевелился и едва дышал: глаза закрыты, лицо напряжено. Жосеба сидел спокойно, он был знаком с подобной реакцией; его дядя тоже не сразу верил тому, что боль прекратилась на самом деле. Наконец Сандос вздохнул и открыл глаза. Он еще не совсем пришел в себя, однако сказал:

– Спасибо.

А потом, моргая, сел повыше в своем кресле и отодвинулся, избегая физического контакта.

– Я не знаю, почему так получается, – признался Жосеба.

– Возможно, непосредственное давление на нервы конечности гасит случайные сигналы? – предположил Сандос еще чуть дрожащим голосом.

– Возможно. – «Но даже если это всего лишь сила внушения, – подумал Жосеба, – это работает, работает». – Если бы ты сказал мне об этом раньше, я мог бы помочь, – укорил он Сандоса.

– Откуда я мог знать, что в твоем роду числятся такие неудачливые бомбисты? – вполне разумно осведомился Сандос, теперь уже дышавший ровнее.

– Мой дядя в таких случаях плакал. Просто сидел и заливался слезами, – отметил Жосеба. – Ты ходишь.

Сандос пожал плечами и отвернулся.

– Лучше всего помогала работа.

– Сейчас ты не работаешь, – отметил Жосеба.

– Даже подумать об этом не могу, – признался Сандос. – Квелл обычно помогает – примерно половину боли дает страх. Но на сей раз это было нечто.

Заинтересованный темой, однако ощущая, что мочевой пузырь вот-вот лопнет, Жосеба встал.

– А тебе никогда не приходило в голову, – спросил он, прежде чем возобновить свое путешествие в туалет, – что часы придумали старые монахи, страдавшие простатитом? Раз уж встал, так можно и помолиться, так?

С этими словами Жосеба потопал медвежьей поступью далее, однако когда он вернулся, испытывая законное чувство облегчения, Сандос все еще сидел в темноте. Он уже ушел бы в свою каюту, если бы не нуждался в обществе, подумал Жосеба и, рискнув, продолжил:

– Я тут недавно читал Книгу Иова. «Видел ли ты врата смертной тьмы?.. Можешь ли связать узел Плеяд и ослабить узы Ориона?» – Прислонившись к переборке, баск указал жестом на окружающую их полную тайн тьму. – Человек теперь может сказать: почти. «Мы нисходили во глубину моря и вступали в исследование бездны. Мы измерили просторы земные и прочертили линию на них. Можешь ли ты посылать молнии? Способен ли ты повелевать утром?» И вот мы здесь, среди звезд!

Жосеба покачал головой, а потом произнес:

– А знаешь, музыка изменилась. После того как вы побывали на Ракхате.

– Я лично предпочитаю читать Книгу Иова в переводе Вольфера, – прокомментировал Сандос. – Итак. Почему терроризм потерял для тебя свою привлекательность?

– Ага. Значит, меняем тему, – дружелюбно отметил Жосеба. – Потерял. Но на это ушло много времени. К тому же Испания и Франция наконец решили: к чертям этих басков… кому они нужны? После чего какое-то время