Город вторых душ - Рута Шейл

– Скажи, где он, – подала голос Люс.

– Горит в аду, – не соврал Северьян и нырнул на изнанку города, чтобы выйти из полупути уже далеко от этого дома.

Он чертовски спешил, чтобы успеть до рассвета. Нужно было найти остальных.

* * *

Снежана Мяль была первой. «Слоня» – вспомнил Северьян, даже во рту стало горько. Психи чокнутые, пусть вас рыбы пожрут. Вместо носа к фарфоровому личику был приделан меховой хобот. Сестра Владимира, имени которой Северьян так и не узнал, катала эту странную куклу в коляске по улицам города. Переодевала ее, укладывала спать, пела ей колыбельные, потому что видела в ней свою дочь, но в целом мире не было ни одного человека, который поверил бы ей. Кроме, разумеется, Северьяна.

Он остановился перед спящей женщиной, стараясь не слишком глубоко дышать – запах в комнате стоял такой, словно она ходила под себя. Сестра Владимира лежала на полу, на непокрытом матрасе, укутанная в тряпье, поверх которого виднелись только сбитые в плотный колтун волосы. Выпущенная из слабых пальцев Слоня откатилась чуть в сторону – с этим своим выпуклым животиком она должна была быть не слишком усидчивой. Северьян наклонился и взял ее в охапку. Места на руках почти не осталось. Хоть и маленькие, эти куклы ухитрялись быть неудобными. Именно так он и подумал – неудобными, и сразу же вспомнил, что речь не об игрушках, и еще о том, что неудобность этих детей превратила их в кукол. Мнимая неудобность. Самим фактом своего существования они мешали взрослым при жизни, а теперь не умещаются в руках.

Будто в отместку за эти мысли Слоня выпала из-под его локтя, брякнулась на пол и покатилась. Северьян поймал беглянку на полпути к двери.

– Положу в пакет! – пригрозил он, уже покидая комнату.

Заметил только, что сестра Владимира открыла глаза.

Мистера Зая купили в подарок маленькой девочке. Мишу Баринова, который учился в школе для одаренных детей, подарили совсем еще крошке. Северьян бесшумно обошел освещенную ночником детскую – зефирно-розовую, будто башенка заколдованного замка, любимую спальню любимой дочки, кровать с балдахином, принцессы и пони, запах свежих обоев. Где же ты, мистер Зай? Лошадка-качалка, букет одуванчиков в чашке, звук телевизора из-за стены, женский смех. Найдись, пожалуйста, мне нельзя задерживаться здесь надолго, слишком больно внутри, сам не знаю отчего, просто больно – и все. Ты прячешься? Хочешь остаться? Но это не твоя семья, Мишка. Тебя ждут одноклассники и друзья. Ты не мистер Зай, пожалуйста, дай мне тебя забрать.

«Мамочка, я тебя люблю!» – отозвался мистер Зай. Девочка в кровати под балдахином заворочалась, но не проснулась, игрушка выскользнула из-под одеяла и осталась лежать, прижатая к стене подушкой. «Я возьму тебя, ладно? Только не буди ее. Ш-ш-ш. Прежде чем мы отправимся в путешествие, нужно найти еще одну куклу».

– Мой зайка! – услышал он, перед тем как закрыть глаза.

Аня, пожалуйста, спи.

Она не спала. Конечно, она же перестала спать. Сидела на той же самой кровати, держала на коленях Сплюшку, рядом лежал телефон, Северьян слышал звуки детской песенки про дружбу, вот только Аня их не слышала. За ее дочь Северьян поручиться не мог.

«Иди к черту», – изобразила Аня. Северьян помотал головой. Он стоял перед ней с руками, полными игрушек, и мучительно раздумывал о том, как попросить пакет.

Она подняла ладони, собираясь с мыслями. Северьян не сводил с нее глаз.

«Ты самый ненадежный человек из всех, кого я знаю. Ты очень сильно меня обидел, а теперь являешься ко мне из воздуха, проходишь сквозь запертую дверь и стоишь тут как ни в чем не бывало с этими куклами, но я по-прежнему не хочу тебя видеть, потому что мне очень больно, и я не понимаю, чем обидела тебя настолько, что ты выставил меня за порог и заставил подбирать с пола журналы, которые я принесла для твоей дочери».

– О’кей, – сказал Северьян, указав взглядом на свою ношу. – Просто дай мне что-нибудь для этого.

Ее пальцы снова зажили своей жизнью. Он, конечно, не понимал и половины, но догадывался об остальном.

«У тебя нет никакой дочери?»

– Нет.

«Ты наврал мне?»

Северьян пожал плечами, что можно было трактовать как «лично я тебе ни слова не сказал» и «самые значительные климатические процессы за последние несколько миллионов лет – это смена гляциальных и интергляциальных эпох текущего ледникового периода».

С ледниковым периодом не получилось, он понял это сразу.

Аня спрыгнула с кровати и ушла на кухню. Куклу, к величайшей досаде Северьяна, она забрала с собой. Вернулась не с пакетом, а с корзинкой для пикника – достаточно вместительной, чтобы уложить туда всех. Дно корзинки она застелила разноцветной тканью и одну за другой ловко устроила там кукол. Когда дело было завершено, Северьян указал на единственную оставшуюся – девочку-сову.

Как и прежде, Аня замотала головой и прижала Сплюшку к себе. Он слишком устал, чтобы спорить. Залитая кровью футболка присохла к спине и попахивала. Перспектива грядущей смерти привлекала его гораздо сильнее, чем выяснение отношений. И от вожделенного покоя Северьяна отделяла всего лишь эта кукла. Эта и еще одна, последняя, о которой он пока что старался не думать.

– Я верну ее тебе, – сказал он. – Верну живой. Или нет. Как хочешь.

Аня смотрела недоверчиво. Будто опасаясь, что неправильно его поняла, притащила с кухни магнитик с фотографией дочери, показала на него пальцем, уточняя – ее? Ты вернешь мне ее живой?

– Да, – подтвердил он, чувствуя, что сходит с ума от всех этих людей и от себя самого, и что единственное, чего он сейчас хочет, так это выпить, помыться и умереть. И пока Аня, беззвучно и оттого еще более страшно рыдая, кутала свою куклу в крошечную шаль, сделанную из носового платка, и поудобней укладывала ее в корзину, его не покидало ощущение безумия – своего собственного, их всех, этого мира, и то, что он собирался сделать, казалось безумным тоже. Разве стоит одна-единственная жизнь всех этих жизней? Разве получится отделаться настолько дешево? Какой-то он с корзиной детей в руках. И целые они, возвращающиеся домой.

Он очнулся, когда Аня подтолкнула его в спину. Вид крови ее не пугал.

«Приведи ее ко мне», – попросила она.

– Приведу, – сказал Северьян и шагнул в полупуть, чтобы отыскать последнюю куклу, семилетнюю Алену Горюнову, о судьбе которой он ничего не знал.

* * *

Принц сидел за столом под светом настольной лампы и точил нож. В комнате было душно и накурено, длинные волосы принца намокли от пота и облепили его голую спину. Застывший без движения Северьян осторожно повернул голову влево: над узкой кроватью, прикрепленный канцелярскими кнопками, висел лист бумаги с распечатанной на принтере фотографией. Снимали на камеру мобильного телефона. Не так искусно, как это делал Север, далеко не так. И с большего расстояния, но лица того, кто был изображен на снимке, не удавалось разглядеть вовсе не из-за плохого разрешения: его истыкали острым предметом. Не нужно было быть экспертом-криминалистом, чтобы догадаться, каким именно.