Другое завтра. Хроники города, которого нет - Кали Эн

– Ева тоже член нашей семьи, – спокойным тоном ответил Льюис.

– Когда это она успела им стать?

– Когда пересекла границу нашего города и нуждалась в помощи.

– Но это не основание, чтобы принимать такое решение!

– Она моя родная племянница, – как только он произнёс эти слова, в зале наступила гробовая тишина. – Достаточное основание, чтобы не оспаривать его?

Я видела, как вскочила её правая бровь, а губы приоткрылись в недоумении.

– Ну раз вопросов больше нет, то мы начнём наше собрание, – надев очки, Голдман стал перебирать какие-то бумаги. – У меня для вас не очень хорошие новости. Группа, которую отправил на разведку в Пятый город майор Хант, до сих пор не вышла на связь. Мне очень жаль, Ева, – обратившись ко мне, он сочувствующе посмотрел на меня.

– Значит, завтра на рассвете я выдвигаюсь в Пятый город.

– Я не думаю, что это лучшая идея.

– А мне всё равно, что вы там думаете. Моя сестра до сих пор не найдена, и я не знаю жива ли она. Так что я уйду на рассвете. Лучше, чтобы я это делала не крадучись, а то на это много времени уходит.

– Хорошо, но ты не пойдёшь одна. Я отправлю с тобой людей.

– Не надо, у меня есть кому пойти со мной. Я прибыла сюда с Кейтлин и с ней же уйду. Тем более у вас не так много людей.

– Позволь мне помочь тебе.

Льюис смотрел на меня и терпеливо ждал моего ответа, не нарушая тишины.

– Мне легче и быстрее одной, простите.

– Я пойду с ней, – обратившись к Льюису, проговорил Йен.

– Ты сам знаешь, какая здесь обстановка, ты нужен городу, – запротестовала Кора.

– Это не обсуждается.

Голдман переводил взгляд от меня к Йену и что-то обдумывал, растирая пальцами уголок своих очков.

Я уже приметила за ним эту привычку. Как только перед ним ложится сложное решение, он начинает выполнять эти нехитрые манипуляции с оправой.

После недолгого молчания Льюис произнёс:

– Хорошо. Возьмёте всё необходимое на складе.

Кивнув, Йен перешёл к другому вопросу:

– После взрыва на крыше уцелело лишь семь солнечных батарей. Сломанные Рик попробует починить, но нужно раздобыть где-то ещё.

– Про батареи я знаю, меня больше волнует, что случилось с чернозёмом. Нам скоро будет нечего есть, кроме как курятины. Да и те без еды подохнут, – проговорил Льюис, потирая подбородок.

– А всё с ним ясно, – отозвался мужчина по имени Пол. – Там, где мы его раньше брали, больше нельзя брать. Тот участок непригоден из-за трупов, что зарыты в земле.

– Они и раньше там были?

– Нет, конечно.

– Тогда откуда они там взялись?

– А чёрт его знает, мало ли кто там проходил. Меня больше интересует вопрос, где нам теперь его брать, этот чернозём. Потому что в радиусе сотен миль вся земля выжжена или прогнила. Это был единственный нетронутый участок.

Пока остальные члены совета обсуждали текущие проблемы города, я продумывала план, как уйти вдвоём с Кейтлин, при этом не привлекая никого со стороны. Но для начала нужно найти её саму и посмотреть в состоянии ли она вообще куда-либо выдвигаться.

Когда все единогласно сошлись на решении, которое я благополучно прослушала, люди стали покидать помещение переговариваясь друг с другом.

Дверь захлопнулась, и я поняла, что в зале никого не осталось кроме меня и Льюиса.

– Я смотрю, тебя заинтересовали мои картины? – поднявшись со своего места, он подошёл к своей мини галереи.

– Никогда не видела ничего подобного вживую, – встав с ним рядом, восхищённо проговорила я.

– Это одно из вещей в нашем мире, что будет жить вечно. Люди умирают, а вот искусство, созданное их руками, нет. Правда, впечатляет? Здесь собраны все ступени жизни, через которые должен пройти человек. Дева с младенцем – само рождение; мужчина, целующий женщину – страсть; пара, летящая над городом – любовь; троица святых – вера; старик в солнце – мудрость и наконец груда костей – смерть.

– Проницательно. И многие вы ступени уже прошли?

– Я сказал, что должен пройти, но это не значит, что пройдёт, – улыбнувшись уголками губ, он бросил на меня взгляд. – А ты, Ева, как думаешь, где сейчас находишься?

Мне бы самой знать ответ. Кажется, что я застряла где-то между. Словно я была везде по чуть-чуть, но так и не смогла пройти полноценно хоть одну ступень этой жизни. И теперь меня бросает, как лист бумаги в бесконечном полёте.

– Наверное, последняя.

Льюис кинул на меня ещё раз взгляд и после минутного молчания проговорил:

– Что есть смерть в нашем понимании? Переход на другой уровень жизни или полное забвение? Ты какой смерти боишься, Ева?

– Я боюсь смерти при жизни. Когда ты больше не принадлежишь себе. Это самое страшное, что может произойти. А в этой картине, я вижу не смерть, а скорбь. И то, что память не вечна.

После недолгой тишины я спросила:

– Какой она была?

– Кто? – вырвавшись из размышлений, не понял вопроса Голдман.

– Мама.

– Лучшей. Порой невыносимой и где-то сумасбродной, но лучшей. Всё пыталась спасти этот мир. Найти вакцину.

По доброму усмехнувшись, он продолжил:

– В нашей семье все ею восхищались. Волевая, неунывающая, умная. Гений в своем роде. Беременность матери проходила очень тяжело, она чудом смогла её выносить. Все врачи хором говорили, что был слишком большой риск выкидыша, а потом, когда были последние месяцы, ей грозили преждевременными родами. Но мама родила её сама без каких-либо осложнений. Поэтому она была долгожданным ребёнком в нашей семье. Наш отец в ней души не чаял.

В груди разлилось тепло, которого я давно не ощущала. Это как блуждать в поисках дома и наконец найти его.

– Так странно… Не знать человека, никогда не видеть его, но всё равно любить.

– На это способна лишь материнская связь.

– Что с ней произошло?

– Насколько я помню, она потеряла много крови, а сердце остановилось. И завести его заново просто было невозможно. По медицинским показателям.

Все твердят одно и то же. Не выдержало сердце. Было слишком слабым. Но почему тогда моё нутро упорно продолжает в это не верить?

– Эту версию я уже слышала. Что было на самом деле?

Снова этот жест – потирание кончиками пальцев угол очков.

– Ева, в нашем мире происходит много странных и страшных вещей. Но поверь мне, к твоей маме это никак не относится. Всё, что рассказал тебе отец, правда.

Ничего не ответив, я ещё раз окинула взглядом картины. Потому что думать об этом не было ни сил, ни желания.