Островитянин - Томас О'Крихинь

Однажды прекрасным тихим утром, еще до рассвета, в дверь постучали. Поскольку спал я некрепко, то сразу вскочил и открыл дверь. На пороге стоял Диармад, собственной персоной.

– Одевайся, – сказал он. – День тихий, поедем на запад, на острова. Как знать, что там можно найти в тюленьих пещерах или в ручьях. А у тебя не найдется кусочка свежего хлеба?

– Хлеба у меня сколько угодно, – ответил я ему, – а вот ехать на острова – никакого желания. Очень может быть, что мы только напрасно скатаемся, в такую раннюю пору: год едва начался.

– Рот закрой, – сказал он. – Обязательно что-нибудь найдем. Выводок кроликов, а то еще что-нибудь получше. Откуда ты знаешь, что нам не попадется молодой тюлень? – сказал Бродяга. – А вот свежего хлеба у меня нет. Ты возьми с собой кусок побольше, чтобы на двоих хватило.

– Ну слушай, у тебя же есть такая маленькая толстенькая неуклюжая жена, – сказал я ему. – Она уж точно знает, как бережливо использовать муку.

– Да ни черта она не знает, – ответил он, – только переводит продукты и занимается своими делами. Каждый раз как набьет себе брюхо до отвала, так и думает, что вся деревня кругом наелась. Дура чертова, вот она кто, – сказал Диармад. – И всегда была без понятия.

Я взял большую краюху хлеба, и мы вышли из дома. Оставшаяся часть команды уже собралась и ждала нас. Мы спустили лодку на воду и отправились в путь. Поплыли прямиком на остров Жернов, который славился своей тюленьей пещерой, так что редко когда тюленей там не было вовсе. Шел хороший прилив, и мы решили обследовать остров.

Недолго думая, четверо наших спустились в пещеру, и все рвались выйти из лодки. Мы подошли вплотную к омуту, и один из нас принялся всматриваться туда, в большую впадину.

– Ого! Интересно, а что это там за штуки внизу, на дне?

Один за другим люди со вниманием заглядывали вниз, и стало ясно, что расселина заполнена чем-то эдаким, но никто так и не смог рассмотреть, чем именно. Был у нас в команде очень хороший пловец, и плавать под водой для него было обычным делом. Его позвали из лодки, он быстро подошел к нам и посмотрел вниз.

– Вот черти, – сказал он. – Это латунные и медные стержни. Слыхали про корабль, который разбился здесь уже довольно давно? Вот он перевозил кучу таких штырей. Некоторое время назад лодка из Дун-Хына увезла отсюда бульшую часть, и деньги за них получили хорошие.

Едва закончив говорить, он сбросил с себя всю одежду подчистую и нырнул в омут вниз головой. Там было не более шести футов глубины, и вскоре он снова показался на поверхности, сжимая медный стержень, в котором было по крайней мере четыре фута длины.

– Души ваши пресветлые, – сказал он, – вы что же это думаете, что я сам их все оттуда достану? Обвяжите веревкой еще кого-нибудь, а лучше двоих! Нам надо поторопиться, пока сюда не пришел прилив. Трудно будет что-нибудь рассмотреть в неспокойной воде.

Ничего другого не оставалось, да только где найти двух желающих, чтоб отправить их вниз? Вот в чем вопрос. Некоторые никогда еще не бывали в морской воде, а другие, те, что хорошо плавали, не привыкли плавать под водой. Всего в пещере нас было шестеро: команда лодки и двое, что возглавляли поход. Когда мы услышали, что в промоине может быть что-то очень ценное, всем захотелось на это взглянуть, но ни у кого не было большого желания прямо взять и нырнуть туда.

Диармад пробежал по берегу, разыскивая меня, подошел и сказал:

– Ты ведь всегда был хорошим пловцом, хоть и нечасто мог этим что-нибудь заработать. Подойди-ка ты сюда, надевай вот эту петлю и принеси мне оттуда какую-нибудь золотую клюшку. Такое дело нельзя бросать на одного и даже на двоих.

Ну вот. Хотя вся эта история мне не очень понравилась, мне не хотелось навлекать себе на голову гнев этого полоумного, а потому пришлось сделать как он просил. Я снял с себя тряпье и быстро нырнул на дно расселины. Бродяга был не в восторге, когда увидел, что я не стал обвязываться веревкой, как он сказал. Он подумал, что я решил ему досадить, но я и не собирался. Незачем мне веревка. Важнее свободно выныривать всякий раз, как будет необходимо, а плавал я хорошо.

Погрузившись, я почувствовал под ногой штырь и тотчас стал искать, не попадется ли мне еще один, чтобы удивить Бродягу и принести сразу два, в то время как у других не получалось поднять больше одного за раз, да и это само по себе уже было геройством. Эти люди по праву заслужили свое, в отличие от прочих зевак, которые только смотрели на эти стержни, но так и не попытались добыть ни единого.

Так вот. Я поискал настойчивей и совсем скоро обнаружил еще один – и легко его поднял. Один у меня был подмышкой, другой в руке, а второй рукой я помогал себе. Я оттолкнулся обеими ногами и легко всплыл на поверхность, но, хотя и всплыл, вес стержней тянул меня обратно, а всплыл я в самой середине расселины. Но дядя Диармад был готов к этому и действовал сообразно – бросил веревку, и я ухватил ее незанятой рукой.

Когда Диармад увидел два болта, что я поднял, принялся напевать мелодию. Ему нисколько не было меня жаль, раз я был жив и кое-что принес, потому что на охоте он был человек суровый.

– Молодец! Хоть ты и долго возился, зато хорошо нагружен. Давай-ка снова вниз, – сказал он. – У нас есть только сегодняшний день. Потому что, как только об этих ценностях пронюхают, дальше нам мало что перепадет. Люди не оставят эту пещеру ни днем ни ночью.

У края омута стоял еще один человек. Имя его было Морис Белый. Крепкий кряжистый мужчина, но в воде ни разу в жизни и рукой не взмахнул. Ему стало неловко, что мы ныряем в расселину, а он только стоит и смотрит на нас. Он сказал Диармаду:

– Обвяжи вокруг меня веревку, а я нырну вниз и принесу тебе целую охапку этих штук, раз их там так много.

– Да чтоб с тобой лукавый дьявол плавал! – ответил дядя. – Ты, должно быть, разум потерял, не иначе! Ты же на дно пойдешь, как мешок с солью. И потом, ты что, не видишь, даже настоящие пловцы – и те едва дышат, когда поднимаются наверх?

Морис повернулся еще к одному человеку и попросил обвязать себя веревкой, как только увидел, какую рожу ему скорчил Диармад. Человек этот приходился Диармаду родным братом, и звали его Лиам. Тот самый Лиам, у которого смыло водой водоросли для удобрения, пока он смотрел, как дерутся два петуха, и я уже упоминал о нем в своей рукописи. Этого человека вовсе не заботило, поднимут ли Мориса со дна мертвым или же он сам выплывет – живым.

Лиам повязал веревку на Мориса и запустил его вниз. Но стоило тому коснуться дна, как он тут же принялся выбираться вверх по веревке, пока не оказался на поверхности, не дожидаясь даже, пока Лиам начнет его вытягивать. И хорошо сделал: Лиам запросто мог наблюдать за ним столько же, сколько смотрел на драку тех двух петухов.

Пока вода не поднялась и не затопила пролив, у нас на двоих был двадцать один стержень – целый холм латуни и меди, и еще очень долго Диармад перетаскивал их в лодку. Закончив, мы принялись заглатывать хлеб, не говоря ни слова, пока не съели его весь – без соли, без соуса, без ничего. Время от времени то один, то другой опускал руку в воду и отхлебывал из пригоршни, пытаясь прочистить горло.