28 сантиметров счастья - Анна Шварц

Я прохожу вслед за Хирургом в тесный переулок, за железные ворота. Мы заходим с торца старенького здания, маньяк открывает дверь под железным навесом и жестом приглашает внутрь. Я поднимаюсь по ступенькам. Делаю шаг. Под ногами хрустит бетонная крошка. Стены голые, окна забиты. Страх внезапно колет сердце. Это место вряд ли подходит для задушевной беседы.

— Не трясись, цыпа, — внезапно обжигает шею дыхание Хирурга и я едва не подпрыгиваю от неожиданности, — Тебе опасность не грозит.

Я медленно поворачиваю голову и смотрю на него из-за плеча.

— Сложно поверить, если честно. Это развлечение, которое хотел мне устроить Рустам или твоя импровизация?

Он криво улыбается. Но ответ я не получаю.

Дьявол. Голову пронзает сильная боль, на самом пределе терпения. Словно в мозг огромной кувалдой вбивают раскаленную докрасна арматуру. Все подергивается серой дымкой. Расплывается и стремительно отдаляется. Словно кто-то свыше поставил эту сцену на паузу и решил закончить фильм.

Хирург пропадает в темноте, где я чувствую себя одинокой.

Целая вечность проходит. Потом я моргаю и открываю глаза уже в другом месте. Словно кто-то выдрал меня из забытия. Надо мной знакомый белый потолок с лепниной. Тишина едва ли не звенит, только на руке тихо сжимается тонометр, качая воздух в манжету.

Господи. Сердце сжимает боль, что дышать становится трудно. Едва проглатываю этот спазм и умоляю слезы не литься.

Потом медленно закрываю глаза обратно.

Знаю, где я. Ублюдок. Мразь. Тварь. Тысячу слов могу подобрать сейчас этому человеку.

— Глаза открой, Диана, — слышу я голос отца, — можешь не притворяться мертвой. Добегалась.

Я молчу какое-то время. Хорошо, что в этот раз мне не отбило напрочь память, как это было с Рустамом. Хотя могло бы. Частично я могу восстановить картину событий, которая случилась после нашего разговора с Хирургом, но потом полный провал. В принципе, меня мало волнует, что было после. Самое главное я помню. Я пообещала себе запомнить, прежде чем отрубиться. Поклялась.

Помню, как после слов маняька что-то вспыхнуло рядом. Как меня отшвырнуло ударной волной. Входную дверь снесло напрочь. Плечо, которое обожгло, до сих пор болело. Голова тоже, потому что в тот момент я ею хорошо приложилась об кирпичную стену. Тогда у меня пошла кровь из носа.

Потом начался ад.

Я пыталась уползти и забиться в угол, потому что словно сквозь вату в ушах услышала выстрелы. Могла выхватить только кадрами, что происходит. Что маньяк пытался отбить нас. Как моя ладонь внезапно вместо бетонной крошки на полу впечаталась во что-то мокрое и липкое и я закричала, понимая, что это кровь.

Я надеялась, что этот кошмар закончится. Что мы сможем уйти, я смогу пережить этот ужас и больше никогда не выйду из дома Рустама. Куплю кулинарные книги и буду учиться готовить. Целыми днями. Плевать, где. В его проходном дворе или в доме. Уже неважно.

Надеждам не суждено было сбыться. Хирург сделал все, что мог. Но тех, кто на нас напал, оказалось слишком много.

— Сидеть, сука, — тяжелый ботинок с силой прижал меня к полу, и я замерла, в панике сжавшись и обхватив живот руками, защищая его. Молясь, чтобы меня не начали бить. Все, что я могла выхватить взглядом, который словно мутной пленкой подернулся — это людей с оружием и Хирурга, залитого кровью, который сидел на полу, опустив голову и приложив руку к плечу.

— Камиль, уебок, — услышала я рычащий голос, и удар ногой. Зажала рот, чтобы не закричать и почувствовала, как слезы льются по щекам, — ответишь, сука. За всех, кого положил. Я с тебя шкуру спущу. Медленно. По полоскам сдирать буду.

— Давай, — бросил Хирург. Хрипло и издевательски засмеялся. Безумец. Провоцировал. Зачем? Они же могли убить нас, — начинай. Жду, когда я с тобой наедине останусь. Ты хоть знаешь, что с тобой Садаев сделает за беременную бабу? Он тебе кишки выпустит. Через глотку их вытащит. Долбоеб.

Снова удар. И еще. Я не знала, куда деться, лишь бы этого не слышать. Камиль. Настоящее имя маньяка — Камиль. Кажется, это последний факт, который я узнаю о нем, пока он жив. Агрессия в воздухе давила со всех сторон. Мерзкий холод, словно смерть где-то рядом прошла и коснулась случайно еще живых людей. И воняло смертью. Потом дикий вопль. Кто-то незнакомый заорал. «Блядь, держи его…». Приказ меня вывести. Меня схватили за шкирку и потащили прямо по залитому кровью полу. Экзекуция началась. Я вырубилась в момент, когда мое обмякшее тело вышвырнули наружу, где как-то больно радостно для такого дня светило солнце.

И очнулась уже в доме отца.

Мне стоит многих сил подавить крик, рвущийся из груди. Забыть проклятия, которые я хочу наслать на своего родителя. Вскочить, сжать руки на его горле, чтобы покончить навсегда с этим кошмаром.

Нет, я не стану этого делать. Это глупо. Без толку бороться открыто. Я не вытяну. Мое преимущество в его неведении. Он не знает, как я жила эти дни. Не знает абсолютно ничего.

Я должна спасти своих детей. Медленно опускаю дрожащую руку на живот, незаметно скольжу ниже, к белью, пытаясь нащупать — все ли там в порядке. Я просто в одних трусах. Прокладки или чего-то в этом роде нет. После выкидыша должны быть выделения. Тело болит, голова раскалывается, но в животе и между ног никаких неприятных ощущений. Значит, есть шанс, что я снова пережила кошмар, не потеряв детей.

В этот раз отец выиграл, сделав ход. Нападение было полной неожиданностью. Рустам и Хирург его не ожидали. Оно было слишком наглым. Отчаянным. Последи белого дня, прямо в центре. Я бы хотела узнать подробности — как отцу удалось выйти сухим из воды. Скрыть свои темные делишки. Отмазаться от своей причастности к этому. Нанял каких-нибудь головорезов? Вполне вероятно.

Он пойдет дальше, пока не уничтожит Рустама. А потом и меня и его детей. Может быть, я останусь в живых, но я могу только в кошмарах предположить, какой будет моя жизнь с ним. Выгодно выдаст замуж за кого-нибудь? Вполне возможно.

Я должна бороться за свое будущее. Я найду способ выбраться, сбежать еще раз, найти Рустама. Я скорее дьяволу душу продам, чем останусь в этой семье. Пусть этим дьяволом будет Садаев. Он отец моих детей. И я никому не позволю оставить их сиротами.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍