28 сантиметров счастья - Анна Шварц

Я тихо вздыхаю, медленно открываю глаза и поворачиваюсь с трудом на бок. Смотрю устало на отца. Он неприятно кривит рот, разглядывая меня.

— Прости, пап, — произношу я, сглотнув, — я действительно сглупила. Спасибо, что спас меня.

— Да ты что? — усмехается отец. Не верит мне, и страх колет где-то внутри. Что, если он все знает? С чего я вообще уверена, что про Рустама ему не сливали вообще всю информацию. Может, в окружении Садаева есть самая настоящая крыса, — и когда ты это поняла? На своей свадьбе, помнится, ты выпендривалась, как малолетка передо мной. И вроде не стремилась домой.

Мне нельзя бояться. Надо продолжать стоять на своем. Я могу выкрутиться. Если бы голова болела не так сильно, я бы меньше тряслась от страха. Я могу что-то упустить из-за боли.

— Да, — отвечаю я, собравшись с духом, — а что мне было делать? Ты представляешь, как Садаев обращался бы со мной, если бы я продолжила быть на твоей стороне? Мне пришлось. Я разозлила тебя. Он это увидел и поверил, что я хочу быть с ним.

— Ты кого лечишь, Диана? — спокойно парирует отец, — мозгов у тебя нет. Как сбежала — так и не появились, ни капли. Плохо жилось тебе? Нахрен бежала? Чтобы позорно залететь и принести в подоле?

— Я…

— Заткнись. Садаев по-твоему совсем теплый? Чтобы он тебе поверил, ты на коленях должна ползать перед ним и показывать свою верность. У тебя другая вера. Другой менталитет. Они все считают наших баб шлюхами и подстилками. Твое представление на свадьбе — полная хрень. Выпендрилась просто передо мной. Подстелила себя под эту мразь, которая тебя не уважает. Получила по голове и теперь сопли на кулак мотаешь.

Я тихо и незаметно выдыхаю горячий от ярости воздух из легких. Мне надо успокоиться, прежде чем ответить.

— Я сбежала, чтобы тебе доказать, что тоже что-то могу самостоятельно обиваться. Да, ты прав. Я не разбираюсь в людях. Но я попыталась втереться в доверие. Ты сам говорил, что иногда надо где-то уступить, чтобы…

— Я говорил это не тебе, а Мирославу. Ты этими советами не имеешь права пользоваться. Они для мужчин. Ты должна была сидеть дома, учиться и слушать старших, — безапелляционно обрывает меня отец, — ты просрала нормальную жизнь. Как мне с тобой поступить? И вот с этим?

Он кивает на мой живот. Я вздрагиваю.

— Хочешь, чтобы я сделала аборт? — тихо произношу я, а он морщится.

— А толку? Замуж тебя никто нормальный уже не возьмет. После того, как тебя эта мразь попользовала. Вынашивай. Хоть пользу принесешь. Сдохнет — получишь его наследство. Я позабочусь, чтобы он это сделал быстрее. Тварь. Где Мирослав?

— Не знаю, — мотаю головой, — я его не видела. Только на свадьбе.

— Как он к нему попал?!

— Он вез меня домой, — сглатываю, и тут же выдаю ложь, — нас поймали по дороге. Охрана отстала.

Я вижу, как на челюсти отца ходят желваки от ярости. Да. Мирослав его беспокоит больше всего. Сын. Наследник. Любимый ребенок. Будь все по-иному, как бы мы пообщались сегодня? Если бы он и мать любили меня, а я бы просто сбежала. Например, взбунтовавшись подростком. Они бы смогли простить меня. Обнять. Поддержать. Сказать «ничего, вырастим наших внуков, не переживай. Оставайся дома».

Бред. Я про себя усмехаюсь. Разве может быть все иначе? Они бы не убивали тогда брата Рустама. Как хорошие люди могут такое сотворить? Не было бы этого конфликта. Не было бы пистолета. Отпечатков. Моего страха. Нечем мне было бы крыть на нашей первой встрече с Садаевым.

Встряхиваю головой, чтобы отогнать мысли и произношу:

— Я пыталась защитить его. И семью. Стерла отпечатки на том пистолете. Садаев ничего не знает.

— Это вообще не твое дело, — мрачно обрывает меня отец, — выброси из головы и забудь. Нечего лезть в мужские дела. Мне стыдно на тебя смотреть и слушать. Порешь какую-то хрень. Защитить хотела, — он усмехается, — тебе несказанно повезло, что успели увести от бешеной псины Садаева. Иначе так бы и осталась там.

— Почему? — шепотом спрашиваю я. В горле что-то сжимается. И становится мерзко. Я больше никогда не буду называть мысленно Хирурга «верным псом». Не хочу быть похожей на отца. Не хочу использовать его выражения.

— Потому что завалил он всех. Тебя вовремя увезли. Не остались на разборки. Теперь я должен одному человеку за смерть этих людей. Крупную сумму причем, — отец поджимает губы, — дорого твое спасение обошлось.

— Он же остался там один?… — мой голос странно вздрагивает. Пусть отец думает, что я ужаснулась. На самом деле я едва успела проглотить улыбку. Дьявол. Камиль выжил. Я не знаю, как. Это невероятно, но я готова ему аплодировать. Я желала раньше ему смерти, но, если приходится выбирать между людьми отца и им — я выберу Хирурга.

Кажется, мой вопрос чем-то задевает отца. На его уставшее, отекшее лицо набегает мрачная тень, и он, скривившись, поднимается с дивана.

— Один остался. И то? Все, разговор окончен, лечись лежи, — произносит резко он. Разворачивается и идет к выходу из комнаты. Я замечаю, что он почему-то прихрамывает на правую ногу.

Раньше я боялась отца до трясучки. Он держал себя, словно уже владел всем миром. В каждом движении скользило превосходство. За пять лет многое поменялось. Сегодня я впервые увидела в нем постаревшего и уставшего человека.

«Поганые дела сильно выматывают» — думаю я, провожая спину отца взглядом. Хочется задеть его хотя бы мысленно.

Он останавливается перед самой дверью и смотрит за плечо на меня.

— Теперь ты понимаешь, что дорога в нормальную жизнь для тебя закрыта после таких головорезов? Все судят тебя по окружению, Диана. Даже если убиваешь — надо это делать чисто, чтобы самому не запятнаться. А ты просто как в грязи извалялась. Рядом с ними.

«Дьявол!» — вопит мое сознание, когда отец с грохотом закрывает дверь, — «замолчи! Даже твои нравоучения звучат омерзительно. После них я чувствую себя грязнее, чем после той ночи с Рустамом. Где я была в полном неадеквате».

Я отворачиваюсь, накрываюсь пледом и закрываю глаза.

Хирург точно безумное чудовище. Рустам знает, каких людей к себе приблизить. Жаль, что меня увели. Но сейчас уже поздно сокрушаться, я просто должна собраться. Отдохнуть и поправиться. Ради детей. Сделать все, чтобы они росли во мне. Если с ними что-то случится — это будет удар не только для меня, но и для Садаева… да? Я же надеюсь на это. Я правда надеюсь, что ему не наплевать. Что его дети что-то для него значат. Что он защищал меня не ради выгоды.

Он придет за мной. Он просто должен это сделать… забрать. Спасти.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍