Под псевдонимом Серж - Владимир Васильевич Каржавин

гулкий щелчок из приставленной к виску ручки-пистолета оборвал его крик.

В сарай вбежали Кларк, Шепард и ещё двое из их группы.

– Тут что, стреляли? – выкрикнул взволнованный Кларк.

Балезин, в руках державший ручку-пистолет, протянул её подошедшему командиру англичан:

– А говорили, он без оружия.

Кларк с удивлением осмотрел ручку, потом глянул на бездыханное тело Лоренца, у которого близ виска рдела струйка крови.

– Это ещё не всё, – Балезин показал англичанам портсигар, который обнаружил в кармане Лоренца, и раскрыл его. – С виду здесь небольшие сигары. Но это не сигары, это замаскированные патроны и, кстати, с отравленными пулями.

Изумлению Кларка, казалось, не было предела:

– Возьмите, Серж, себе. Это ваш трофей, – тихо выговорил он. – Возможно, когда-нибудь он спасёт вам жизнь

Кларк отдал ручку Алексею и обрушил гнев на помощника, который первоначально обыскивал Лоренца.

– Шепард, ты болван! Ты опозорил всю нашу группу! Тебе лучше пиво разносить в лондонских пабах, а не участвовать в боевых операциях.

Алексею стало жаль Шепарда.

– Послушайте, Кларк, от ошибок никто не застрахован. Разбор операции у вас ещё впереди. А теперь уходим. Есть сведения, что сарай заминирован!

И быстрым шагом Балезин направился к выходу. Кларк на миг смолк, перестал «чистить» Шепарда. Двое других англичан из группы Кларка тревожно переглянулись.

– Кларк, уходим! – прокричал Алексей. – Опасно!..

Мощный взрыв отбросил Балезина метра на три. Его спасло только то, что в момент взрыва он стоял в открытом дверном проёме. Если бы он, как четверо англичан, находился внутри кирпичного сарая, ударная волна большой силы убила бы и его. Падая, теряя сознание, Балезин мельком видел, как горит сарай, слышал крики, стоны. Вскоре он почувствовал, как чьи-то крепкие руки взвалили его на плечи. Кто-то неровным тяжёлым шагом уходил вместе с ним от горящего сарая.

Второй взрыв оказался более мощным. Летели обломки кирпичей, куски железа, доски. Но до лежавшего за широким стволом дерева Балезина они долететь не могли. Потом совсем рядом застучал автомат…

…Сознание вернулось к Алексею, он приоткрыл глаза. Рядом с ним, уткнувшись лицом в землю, лежал Торговец. Он не дышал – автоматная очередь прошила ему спину. Алексей сделал попытку встать, но не удержался и снова потерял сознание.

* * *

В Советском Союзе этого человека знали все. Ему восторженно рукоплескали, ему с гордостью рапортовали, на него, можно сказать, молились. Его портреты были всюду, его высказывания запоминали и по многу раз повторяли. Он диктовал законы и правила, от его слова зависела жизнь тех, кто был арестован. После ноябрьской 1943 года встречи с Черчиллем и Рузвельтом его портреты появились на страницах английских и американских газет. Правда, в своей стране было немало и тех, кто его не любил, и даже люто ненавидел. Но им приходилось молчать, а некоторым – заставлять себя улыбаться. Такова жизнь, у неё свои законы.

В белоснежном кителе, с трубкой в руке, человек, которого все знали, мерно прохаживался по кабинету. Глава НКГБ Меркулов и начальник 1-го управления (разведки) Фитин после очередного доклада стояли, затаив дыхание, следя за каждым шагом человека с трубкой.

– Союзники англичане просили поощрить нашего сотрудника, который раскрыл и помог им обезвредить немецких диверсантов. Как его зовут? – размеренным голосом с небольшим акцентом произнёс человек в белом кителе.

Меркулов искоса глянул на Фитина, что означало: к тебе вопрос.

– Подполковник Балезин, товарищ Сталин, – отрапортовал Фитин.

Сталин неторопливо повернулся, сделал пару шагов и, остановившись напротив главы 1-го управления, посмотрел ему в глаза:

– Что с ним произошло? Он ранен?

– Ранен, товарищ Сталин, и тяжело.

– Где он сейчас?

– В госпитале, в Баку.

Сделав снова несколько шагов по кабинету, Сталин спросил:

– У него есть какие-нибудь пожелания?

Фитин на секунду задумался.

– Трудно сказать, товарищ Сталин. Правда…

– Что, правда? – Сталин повернулся и опять глянул в глаза собеседнику.

– …он подавал рапорт, в котором просил отправить его на фронт. Говорил, что у него с немцами свои счёты, ещё с прошлой войны.

– А что он на фронте собрался делать?

– Готовить разведывательно-диверсионные группы для заброски в немецкий тыл, товарищ Сталин.

Верховный задумался. Потом обратил взор на Меркулова и лёгким кивком руки, из которой не выпускал трубку, дал понять, что этот вопрос конкретно ему:

– Как обстоят дела с подготовкой таких групп?

Разведывательно-диверсионные группы готовили Генштаб РККА и один из отделов НКГБ (ранее НКВД). Меркулов, понимая, что данные сведения у Сталина уже имеются и тот просто его проверяет, вынужден был признать:

– Группы регулярно готовятся и забрасываются в тыл противнику, но, к сожалению, много неоправданных жертв.

– А почему?

– Главная причина – поспешность. Те, кто их готовит, увлекается количеством, а не качеством. И ещё: в состав многих групп входят иностранцы. А с ними работа ведётся слабо.

Сталин не спеша вышагивал по кабинету. Чувствовалось, что он задумался.

– Какова общая численность наших разведчиков-диверсан-тов? – снова задал он вопрос Меркулову.

– Порядка 6 тысяч.

– А у немцев?

– Около 2 тысяч, все на базе полка Бранденбург.

После такого ответа Народный комиссар госбезопасности внутренне напрягся, ожидая гнева Верховного. Но Сталин только пыхнул трубкой и сделал глубокую затяжку.

– Скоро нам придётся воевать на чужой территории, – пояснил он. – Поэтому подготовку разведгрупп надо существенно улучшить. Для начала создайте комиссию по проверке таких групп. А полковник Балезин пусть включается в работу с иностранцами. Представьте его к награде, передайте от меня благодарность и пожелания скорейшего выздоровления.

* * *

Но скорейшего выздоровления у Алексея Балезина не получилось. Ранения и контузия оказались тяжёлыми. Он перенёс три операции и поправился лишь к маю 1944-го, да и то ходил с палочкой – правая нога ещё плохо слушалась, болела.

Санаторий, где долечивался Алексей после госпиталя, располагался на берегу Каспия. Как и подобает сотруднику разведки, общений с другими ранеными офицерами, в том числе соседями по палате, он старался избегать. А когда вопросы были слишком явными: где воевал, когда ранен и им подобные, – приходилось отвечать согласно придуманной им же самим легенде: он военный корреспондент и на передовой попал под обстрел. А всё свободное от процедур время Балезин прохаживался по тропинкам невдалеке от берега моря, разрабатывал ногу.

Настроение было не самое лучшее. И не только потому, что болела нога. Ещё в госпитале, оправившись от первой операции, он написал Ольге. Но ответа не получил ни в госпитале, ни в санатории. Алексей утешал себя тем, что, очевидно, завод, с которым Ольга эвакуировалась, уже вернулся в Москву. Тогда он написал на Старославянский, 15. Но и оттуда ответа не последовало.

Иногда, устав от ходьбы, он присаживался на