Русская революция, 1917 - Александр Фёдорович Керенский

Миллионной и Марсова поля, задерживая всех «подозрительных» личностей, направлявшихся в сторону Зимнего дворца. Дворец охраняли только юнкера военных училищ и несколько броневиков.

Как только закончилось заседание кабинета, ко мне явился командующий войсками округа с начальником своего штаба. Пришли они с предложением составить отряд из всех верных правительству частей, включая казаков, и взять Смольный, штаб большевиков. Во время разговора я с любопытством следил за неловким поведением полковника Полковникова, все больше удивляясь противоречию между его слишком уверенными речами и известной мне прискорбной действительностью. Было ясно, что все эти сообщения о событиях последних десяти — двенадцати часов, настроении солдат, готовности его собственных войск к решительной борьбе с большевиками не имеют под собой реальных оснований.

Тут прибыл правительственный комиссар округа Роговский с тревожными новостями, полностью противоречившими докладу Полковникова, коменданта гарнизона. Среди прочего Роговский сообщил, что в Неву входит множество военных кораблей Балтийского флота, готовых к бою, многие уже дошли до Николаевского моста. Мост, в свою очередь, занят отрядами бунтовщиков, способными продвигаться вперед к Дворцовому мосту. Роговский особенно обратил наше внимание на то, что большевики осуществляют свой план без всяких затруднений, не встречая ни малейшего сопротивления со стороны правительственных войск. И добавил мне по секрету, что, по его наблюдениям, штаб Петроградского военного округа наблюдает за ходом событий с полным равнодушием, не подавая никаких признаков деятельности.

Подобное несоответствие сообщений Роговского и Полковникова показалось мне зловещим. Больше нельзя было терять ни минуты. Следовало срочно идти в штаб военного округа.

Вместе с Коноваловым и адъютантом я направился к штабу бесконечными едва освещенными дворцовыми коридорами, через помещения нижнего этажа, где свободные от службы курсанты военных училищ готовились спать. Здание штаба было заполнено офицерами всех рангов и возрастов, делегатами разных воинских частей, среди которых мелькали подозрительные штатские личности.

Прыгая через несколько ступенек, я взбежал на третий этаж к кабинету командующего войсками, разыскал Полковникова, потребовал немедленно доложить о сложившемся на данный момент положении. Выслушав доклад, мы с Коноваловым убедились, что уже нельзя полагаться ни на Полковникова, ни на большинство его штабных офицеров. Мне оставалось одно — в последнюю минуту взять командование в свои руки не только для наступления на большевиков, но и для защиты самого правительства до прибытия новых войск с фронта и реорганизации правительственных сил в столице.

Среди офицеров военного округа было несколько высших чинов, заслуживающих полного доверия. Правда, их было слишком мало. Я связался по телефону с теми, кто был мне особенно нужен, и попросил немедленно прибыть в штаб. Затем решил привлечь к действиям добровольные военные организации разных партий, в первую очередь многочисленную эсеровскую.

Ночные часы тянулись мучительно медленно. Ожидавшееся со всех сторон подкрепление не подходило. Бесконечные телефонные переговоры с казачьими частями ни к чему не приводили. Под разными предлогами казаки отказывались выходить из казарм, постоянно заверяя, что все образуется через пятнадцать — двадцать минут, уже начинают «седлать коней».

Со своей стороны, и партийные добровольческие отряды не проявляли особой активности. Это довольно странное обстоятельство объяснялось тем, что партийные комитеты, ввязавшиеся в бесконечные переговоры со Смольным и больше полагавшиеся на силу «резолюций», чем оружия, не отдали вовремя необходимых приказов.

Ночь между тем подходила к концу. Чем ближе становился день, тем больше усиливалась напряженность обстановки в штабе. Один явившийся по моей просьбе честный преданный офицер, посмотрев на происходящее и внимательно проследив за суетившимся Полковниковым, сказал, что не может назвать увиденное иначе как предательством. Собравшаяся в штабе толпа офицеров весьма презрительно и высокомерно относилась к правительству, особенно лично ко мне. Позже стало известно, что они по инициативе Полковникова собирались арестовать меня. Сначала как-то сдерживались, просто перешептывались между собой, а к утру уже не боялись говорить в полный голос, нисколько не стесняясь присутствия «посторонних». Их обуяла безрассудная мысль, что без Керенского будет гораздо легче одолеть большевиков и сформировать наконец «сильное правительство». Несомненно, в течение ночи Полковников и некоторые другие офицеры штаба Петроградского военного округа поддерживали постоянные контакты с консервативными антиправительственными организациями, включая Совет казачьих войск, Союз георгиевских кавалеров, петроградское отделение Союза офицеров, прочие аналогичные военные и общественные группировки.

Естественно, накаленная давящая атмосфера не могла не подействовать на душевное состояние защитников правительства, поддерживавших связь со штабом. Уже накануне вечером охранявшие дворец юнкера держались не так храбро, хотя до той поры были полны уверенности. В отряде броневиков начались вспышки паники. С каждой минутой тщетного ожидания подкрепления боевой дух слабел.

В семь часов утра, переговорив по прямому проводу со ставкой командующего Северным фронтом, которого я попросил прислать в Петроград надежное подкрепление, поскольку казаки до сих пор «седлали коней», мы с Коноваловым, измученные ночными переживаниями, вернулись в Зимний дворец, чтобы чуть-чуть отдохнуть. Помню, по дороге к нам не раз подбегали взволнованные курсанты, которых я старался подбодрить, разъясняя, какие последствия для страны будет иметь успех большевиков.

Вернувшись к себе, я хотел собрать всю свою корреспонденцию и документы, переправив в более надежное место, но передумал из опасения произвести удручающее впечатление на людей, находившихся во дворце. В результате часть моих бумаг, включая очень интересные документы, попала в руки большевиков, а другая исчезла.

После ухода Коновалова я отдал несколько срочных распоряжений, предвидя возможное развитие событий, и остался один в своем рабочем кабинете. Не раздеваясь, рухнул на диван. Заснуть не мог, лежал с закрытыми глазами в полуобморочном состоянии. Не прошло и часа, как меня поднял министерский курьер с важной новостью: заняв центральную телефонную станцию, большевики перерезали все провода, связывавшие дворец с городом. Мост у дворца под моими окнами занимали пикеты матросов-большевиков, Дворцовая площадь пустовала. Никаких вестей от казаков.

Через десять минут мы с Коноваловым и всеми моими адъютантами снова побежали в штаб. За два часа нашего отсутствия ничего не изменилось. Нет, была, впрочем, новость: исчезли несколько экипажей броневиков. От брошенных машин теперь было не больше пользы, чем от поливальных. Подходы к Зимнему дворцу и зданию штаба, которые отделялись друг от друга только Дворцовой площадью, остались без охраны. Никаких известий о подходе подкрепления с Северного фронта, которое уже должно было быть в Гатчине. Близилась паника. Битком набитое людьми прошлым вечером и ночью здание штаба опустело в мгновение ока.

Только я вошел, явилась делегация молодых офицеров, охранявших Зимний дворец. Оказалось, что большевики предъявили форменный ультиматум с приказом сдать дворец под угрозой безжалостной кары. Делегаты пришли просить указаний, уверяя, что большинство их товарищей готовы до конца исполнить свой долг, если есть хоть какая-то надежда на