Русская революция, 1917 - Александр Фёдорович Керенский

подкрепление. В сложившихся обстоятельствах было ясно, что только прибытие подкрепления с фронта может спасти положение.

Как же это подкрепление получить? Единственным способом: не терять больше времени, ехать навстречу задержавшимся где-то у Гатчины эшелонам, сразу направить их на Петроград, несмотря ни на какие препятствия. Переговорив с Коноваловым и появившимся между тем Кишкиным[46], посоветовавшись с несколькими штабными офицерами, на которых я мог положиться, я решил прорваться через большевистские линии заграждения и лично встретить подходившие, как мы рассчитывали, к Петрограду войска.

Однако для этого требовалось сначала на глазах у всех проехать через весь город, не привлекая внимания большевистских отрядов и патрулей Красной гвардии, расхаживавших по улицам столицы. Дело чрезвычайно опасное. После недолгого размышления было решено рискнуть и действовать открыто, чтобы не возбуждать подозрений.

Я попросил подать мой открытый прогулочный автомобиль. Шофер-солдат, с которым мы объехали весь фронт, был человеком храбрым и абсолютно надежным. Один из моих адъютантов объяснил ему стоявшую перед нами задачу. Он согласился, ни секунды не колеблясь. К несчастью, на долгий путь не хватало горючего, не было запасных шин. Тем не менее, лучше рискнуть остаться без горючего или с проколотой шиной, чем привлечь к себе внимание долгими сборами. Я взял с собой помощника командующего войсками Петроградского округа полковника Кузмина и еще одного штабного офицера.

Не знаю, каким образом известие о намеченном отъезде дошло до послов союзников. Только мы собрались тронуться, прибыли несколько представителей английского посольства и, насколько помню, американцев, предложив мне от имени союзнических посланников автомобиль сопровождения под флагом Соединенных Штатов. Хотя было ясно, что в случае неудачи американский флаг не спасет ни моих спутников, ни меня и что лучше не привлекать внимания к нашему проезду по городу, я не счел себя вправе отказываться от предложения, которое свидетельствовало о внимании союзников к Временному правительству и их солидарности с нами.

В последний раз протянув руку Кишкину, ответственному за организацию обороны столицы в мое отсутствие, я вместе с сопровождающими спустился во двор. Мы уселись в авто. Один из моих офицеров, которому не хватило места, устроился в стоявшей поодаль американской машине, и мы выехали в город. Автомобиль под флагом Соединенных Штатов держался от нашего на почтительном расстоянии. По пути старательно соблюдался привычный распорядок моих ежедневных поездок по городу. Я занимал обычное место справа на заднем сиденье, одетый в обычную полувоенную форму, хорошо известную солдатам и столичным жителям. Ехали с разрешенной на улицах скоростью. Выезжая у телефонной станции на Морскую, миновали первый большевистский пикет, чуть дальше у гостиницы «Астория» и Мариинского дворца столкнулись с новыми патрульными отрядами большевиков. Стоит ли говорить, что встречные — прохожие, солдаты — мигом узнавали меня. Солдаты отдавали честь, как положено, я отвечал, как обычно. При этом каждый, по всей вероятности, сам никак не мог понять, почему не только пропустил «контрреволюционера», «врага народа», но еще и честь ему отдал. Благополучно проехав через центр, приближаясь к рабочим окраинам у Московской заставы, прибавили ходу и, наконец, помчались с головокружительной скоростью. Помню, на выезде из города к нам направился красногвардейский патруль, но не успел нас остановить и даже хорошо рассмотреть.

Приехав в Гатчину, остановились у дворцовых дверей в помещения коменданта. К величайшему нашему ошеломлению, в Гатчину никакие эшелоны с фронта не прибывали, и мы, промерзшие на быстром ходу до костей, решили при необходимости ехать до Луги и даже до Пскова. Однако нечего было даже думать о столь долгой поездке по разбитой дороге под осенним дождем без запасных колес и достаточного запаса горючего. Решили на полчаса остановиться у коменданта, выпить чаю, согреться, пока машины отведут в местный военный гараж, снабдив всем необходимым. Но, войдя в кабинет коменданта, я поразился его непонятному поведению. Он старался говорить как можно громче, постоянно держался поближе к открытым дверям в соседний кабинет, где находились солдаты, которые не спускали с нас глаз. Должно быть, повинуясь какому-то внутреннему голосу, я задержал свой автомобиль, предложил спутникам ехать дальше, не дожидаясь чаю и отправив в гараж лишь машину под американским флагом с сидевшим в ней офицером.

Мы уехали в самое время. Через пять минут после нашего отъезда в дворцовый двор въехала машина под красным флагом с членами Военно-революционного комитета, приехавшими арестовать меня. Позже стало известно, что предатели из Петроградского штаба предупредили Смольный о моем отъезде в Гатчину; были отданы приказы о моем аресте. Наша машина успела выехать из города, а другая столкнулась с серьезными трудностями. Она помчались по улицам Гатчины только через час с лишним. Прорвавшись под пулями через две заставы, третью преодолела не столь удачно. Один выстрел пробил шину, другой ранил в руку шофера. Моему офицеру пришлось выскочить и укрыться в ближайшем лесу. Все эти подробности мы узнали на следующий день на гатчинском фронте.

Мы же, покидая Гатчину, только считали минуты, опасаясь при каждом толчке за судьбу своих шин. Нет смысла описывать суматошные поиски пропавших эшелонов, обнаруженных только в Пскове.

В начале девятого вечера мы не имели никакого понятия о происходящем. Не знали, известно ли в Пскове о петроградских событиях, и, если да, какое это произвело впечатление. Решили не сразу отправляться в штаб командующего Северным фронтом генерала Черемисова, а заехать сначала к его генерал-квартирмейстеру Барановскому, бывшему начальнику моего военного кабинета. Там мне стало известно, что из Петрограда приходят самые неутешительные известия, в Пскове уже действует большевистский Военно-революционный комитет, отдавший по телеграфу приказ о моем аресте за подписью лейтенанта Крыленко и матроса Дыбенко. Хуже того, оказалось, что сам генерал Черемисов делает всевозможные авансы ревкому, не принимая никаких мер для отправки войск в Петроград, считая это бесполезным, даже вредным.

Командующий фронтом не замедлил явиться по моему приказу. У нас состоялся очень неприятный разговор. Генерал Черемисов не скрывал нежелания связывать свою судьбу с судьбой «обреченного» правительства. Он старался меня убедить, будто у него на фронте нет лишних частей, предупредил, что не отвечает за мою личную безопасность в Пскове. Наконец, объявил, что отменил отданный мною по телеграфу приказ об отправке в Петроград полка и трех кавалерийских корпусов.

— Вы виделись с генералом Красновым? — спросил я. — Он разделяет ваше мнение?

— С минуты на минуту жду его из Острова.

— В таком случае, генерал, отправьте меня туда немедленно.

— Слушаюсь.

Генерал оставил меня, объясняя, что отправляется прямо в Военно-революционный комитет, где получит точные сведения о настроении в войсках, после чего вернется с докладом ко мне. Меня глубоко огорчила беседа с